Тёмно-синий пикап свернул с трассы на просёлочную дорогу, шины зашуршали по гравию, машину закачало на ухабах. Водитель – темноволосый щеголеватый парень с узким подвижным лицом и зализанными назад волосами а-ля «крутой мафиози» – сверился с навигатором: до фермы оставалось ещё миль десять[1]. На пассажирском сиденье сидел крепкий парень чуть постарше, с явно выраженными азиатскими чертами лица, и хмуро пялился в окно, время от времени затягиваясь сигаретой. Кузов пикапа был наглухо закрыт брезентом, надёжно скрывавшим груз от чужих глаз.
Ли с подозрением вглядывался в почти непроглядную темноту, вполуха слушая болтовню напарника про его очередные похождения. Ему здесь не нравилось – слишком безлюдно, хоть это и было им на руку; темнота – какая-то неестественная и… хищная; воздух – тёплый и влажный, после неожиданного короткого ливня, заставшего их на трассе врасплох – удушающе вязок. Да и вообще… чем дальше они удалялись от асфальтовой дороги, тем сильнее его обуревало чувство, что из темноты окружающих полей вот-вот кто-то… или что-то выскочит… По их душу.
– Ты меня вообще слушаешь, джаппи[2]? – спросил Энрико, отвлекая его от мрачных мыслей.
Ли щелчком отправил окурок в полёт и резко поднял стекло.
– На кой тебя слушать? – раздражённо сказал он. – Каждый раз одно и то же: встретил, выпил, трахнул.
– Чё ты дёргаешься-то? – хохотнул напарник. – Завидно?
– Окно закрой.
– Да иди ты, и так душно после этого чёртова ливня.
– Вруби кондей, – отрезал Ли и снова вгляделся в темноту. – Не нравится мне всё это…
– Да тебе по жизни всё не нравится, джаппи, – Энрико и не подумал закрывать окно. – Куда не поедем, так ты весь на измене[3].
– Может, потому что в половине мест нас обыкновенно пытаются убить, – процедил его напарник. – И вообще, прекрати называть меня джаппи, а то я тебе когда-нибудь бошку прострелю. Тем более, что я не японец.
– Ой, да кто вас различает-то, чинчонг[4], – беспечно отмахнулся, Энрико. – Чё те здесь-то не нравится? Тишь да гладь, да благодать!
– Слишком пустынно, слишком далеко, – задумчиво протянул Ли, ощущение вязкости воздуха и хищности темноты исчезать не торопилось, а наоборот, казалось, только усиливалось, чем дальше они углублялись в поля.
– Да ладно тебе, самая обычная свиноферма, – хмыкнул Энрико и добавил нравоучительным тоном: – А для «утилизации отходов» свиньи – офигенная тема!
– Вот и закрыл бы окно, пока эта «офигенная тема» не провоняла салон.
Напарник снова насмешливо хмыкнул, но окно наконец закрыл.
– Если дело только в свиньях, то на хрена было так далеко тащиться, – хмуро продолжил Ли, – сбросили бы трупы в заброшенную шахту по дороге, да и дело с концом. А так пока мы пёрлись фиг знает куда, только лишний раз рисковали, что нас копы остановят.
– Ну было бы у нас на пару трупов больше, в первый раз что ли? – фыркнул Энрико. – А сюда нас посылают потому что босс отсюда родом. На ферме живут то ли его друзья детства, то ли вообще родственники, – он скользнул взглядом по напарнику, который по-прежнему был напряжён как струна, и снова фыркнул, – Не сцы, чинчонг, я несколько раз уже ездил, и всё было пучком. Ребята чёткие, своё дело знают, накладок ни разу не было.
Ли раздражённо поморщился: и почему его послали избавиться от трупов, образовавшихся в результате последней разборки с «конкурирующей организацией», именно с этим придурком? Энрико был исполнителен, но на его вкус туповат, хамоват и излишне задирист – с таким характером можно разве что мелкие лавки крышевать, а не на серьёзные дела ходить, постоянно руки чесались его «слегка поучить». Чуйка на опасность у напарника тоже отсутствовала напрочь, он регулярно пытался лезть на рожон. Ли снова вгляделся в чернильную мглу за окном: ему отчаянно, почти до зубовного скрежета, не хотелось туда ехать. В последний раз у него такие ощущения были перед последней командировкой в Афганистан. И тогда предчувствия его не обманули.
