Вопль кошки

Francesca Zappia

KATZENJAMMER

© Сол Сильвестров, перевод, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024 Издательство Азбука®

Всем, кто изменился, и всем, у кого не было шанса

Я не могу объяснить ни тебе, ни кому-либо другому, что во мне происходит. Да и как я смог бы это сделать, когда я даже себе не могу этого объяснить.

Франц Кафка. Письма к Милене[1]

У меня больше нет глаз.

Оно и понятно.

Две минуты я пялюсь в зеркало школьной женской раздевалки, изучаю незнакомую пустоту в глазницах маски. Жду еще минуту и втыкаю туда палец аж по вторую костяшку.

Там ничего. А должны быть уже мозги.

Вопрос дня: что страннее – месить себе мозги или мечтать об этом?

Проехали. Не больно-то и нужны мне глаза.

Засовываю голову в раковину и мочу волосы. Раньше в душевых можно было помыться, но сейчас они только брызжут кровью. Даже кран поворачивать не надо, она везде – горячая, густая, склизкая, почему-то напоминает первую сцену из фильма «Кэрри»[2]. Красный дождь бьет по плитке, и я представляю девчонок, хором скандирующих: «Затыкай, затыкай!»

Душ бы этот заткнуть. Воняет.

Разглядываю себя в зеркале и пытаюсь понять, как я тут оказалась – как я умудрилась застрять в Школе, где по трубам течет кровь, а у меня вот такое лицо.

Я не помню.

Никто из нас не помнит.

Едва подумала, что не помню, в голове всплывает первое воспоминание – незваное и кристально чистое.

Мне было шесть. Я сидела посреди школьного спортзала, пока нас сортировали по классам и раздавали учителям в первый день первого класса. Первый раз в Первый Класс. Я впервые надела вельветовое платьице с лямками. Впервые оказалась среди ровесников без присмотра мамы и папы.

Меня вызвали по имени. Тогда я его знала, но теперь в памяти оно превратилось в помехи. Палец указал в предназначенном мне направлении, на группку детей в дальнем углу. Класс мистера Лама. Я вскочила на ноги, вся такая очаровательная в своих кожаных туфельках, и подбежала к ним.

Шесть девочек, пять мальчиков. Я села рядом с девочкой в фиолетовых штанах и с темными кудрями. Она поздоровалась и сказала, что ее зовут Присцилла, но лучше Сисси, потому что Присцилла звучит как имя прилизанной белой кошки, которая ест из фарфоровой тарелочки. Я подумала, стоит ли ей сообщить, что Сисси тоже звучит так себе, но решила, что хочу с ней подружиться.

Мальчик, сидевший по другую руку от Сисси, не сводил с меня глаз, и я предположила, что он тоже хочет дружить. Но когда я посмотрела на него в ответ, он выставил перед глазами пальцы и раздвинул, будто у него глаза разъехались. Они с соседом засмеялись – не очень-то дружелюбно.

Как на меня ни смотрел, сразу вот так делал пальцами.

Это мне и вспомнилось отчетливее всего. Как жутко он выглядел, когда надо мной смеялся.

Что ж. Видимо, что-то да помню.

Намыливаю волосы жидким мылом из автоматов, смываю, вытираю теми раздевалочными полотенцами, что еще, к счастью, не испачканы кровью. Затем вытираю капельки с маски. Края полотенца окунаются в мои глазницы, и каждый раз я вздрагиваю, хоть и не чувствую ничего особенного.

Остальные напрягутся, что у меня больше нет глаз. Нужно поосторожнее, когда вернусь, чтоб они понимали: я – все еще я.

Я помылась (то есть помыла голову, потому что с раздеванием у меня в последнее время проблемы) и аккуратно складываю полотенце на полку над раковинами, пальцами в черных перчатках причесываю черные-черные волосы и напоследок проверяю, не изменилась ли за сегодня маска.