Беременна от врага

Сочи. Бизнес-форум. 03:17. Бар отеля «Ривьера»

– Я удивлён, что ты вообще появилась, – голос прозвучал сзади, глубокий, как ночь за окном.

Даша медленно поставила бокал с мартини на стойку. Лёд с лёгким звоном коснулся стекла. Она не обернулась.

– Я удивлена, что ты всё ещё думаешь, будто можешь меня удивить, Игорь, – проговорила она хрипло.

Он подошёл ближе, так, что его отражение в зеркале за баром появилось рядом с её лицом. Высокий. В чёрной рубашке, расстёгнутой на вороте. Уставшие, злые глаза. Линия скулы, как лезвие. Его волосы были влажными от вечернего душа или от дождя, и пах он пряно – табак и сандал.

– Ты выложила в общий чат, что “Кофе & Дело” травят посетителей. Ты – с ума сошла?

Она медленно обернулась. В её глазах не было страха.

– Это был факт. Один из ваших бариста перепутал сиропы. У человека – анафилаксия.

Игорь склонился ближе. Их лица разделяло сантиметра три. Бармен инстинктивно отвернулся.

– Ты хочешь войны?

– Я уже в ней.

Он усмехнулся. Губы дрогнули.

– Ты думаешь, ты тигрица. А на самом деле – котёнок, застрявший в сиропе для карамельного латте.

– А ты думаешь, ты бог. А на деле – просто мужик с обжаренным эго, – выплюнула она и, резко повернувшись, подняла бокал и залпом осушила остатки мартини.

Он не дал ей отойти. Резко схватил за запястье. Его пальцы были горячими.

– Даша, остановись, – произнёс он тихо. В его голосе был металл, и на секунду – боль.

– Отпусти, – процедила она, но не двинулась.

– Ты не знаешь, во что играешь.

– Это ты не знаешь, кто я.

Он наклонился ближе. Их губы почти соприкоснулись.

– Тогда покажи.

Номер 817

Дверь хлопнула за ними, как последняя граница здравого смысла. Шум коридора остался позади. Здесь были только они.

Он навалился на неё, как буря, прижав к стене с такой силой, будто хотел вдавить её в бетон. Её спина ощутила холод штукатурки, а сердце – жар его тела.

– Ты ненавидишь меня, да? – хрипло прошептал он, его губы скользнули вдоль её уха.

– Всем телом, – ответила она, и голос её дрожал – не от страха.

– А я хочу, чтобы ты этим телом тряслась не от ярости, а от желания.

Он смотрел ей в глаза, в упор, как будто пытался дотянуться до самого дна.

Пальцы разжались на её пиджаке, и он сбросил его с плеч. Ладони прошли по рукам, грудной клетке, рёбрам, словно он изучал, знал, помнил каждый изгиб, каждый дюйм.

Блузка мягко поддалась, пуговицы одна за другой раскрывались, как её защита.

Она, не отрывая взгляда, стянула с него рубашку. Кожа под её пальцами была горячей, живая, в напряжении.

Он выдохнул, когда её ногти прошлись по его спине – не царапая, а метя. Она улыбнулась – дико, по-женски. Он зарычал. Настоящий рывок – и она оказалась на кровати.

Кровать вздрогнула, словно почувствовала, что грядёт.

Он опустился на неё, не торопясь, как охотник, что знает: жертва больше не убегает, она сама хочет быть съеденной.

Их дыхание стало единым. Поцелуй был не нежный, не романтичный – на грани борьбы. Она кусала, он отвечал жаром.

Он наклонялся – ниже, ниже, следуя изгибу её тела. Её бёдра дрожали. Она сжимала простыню, как будто пыталась удержаться в этом мире.

– Ты боишься? – прошептал он, задержавшись у её шеи. Его голос был бархатным, низким.

– Я сгораю, – выдохнула она.

Его взгляд вспыхнул. Он накрыл её с такой силой, как будто хотел раствориться в ней, уничтожить их вражду, превратить в нечто большее.