Все жанры Все авторы
«Ноль – целых!» - Глеб Успенский

«Ноль – целых!»

Страниц

20

Год

—

В произведениях Успенского второй половины 80-х годов мы встречаемся с критикой буржуазной семьи и сравнением ее с крестьянской трудовой семьей. Успенский признает сложную реальность народной жизни и не превозносит тяжелую жизнь крестьянки в условиях капитализма, но он выделяет суть народного устройства, которая заключается в трудовой основе жизни крестьянской семьи и ее тесной связи с общественной жизнью крестьянского общества. В своем очерке Успенский подчеркивает, что трудящийся человек никогда не может быть бездельником.

Кроме этого, Успенский в своих произведениях также акцентирует внимание на том, что общественная жизнь не сводится только к семье. Он показывает, что крестьянская семья, помимо своего трудового вклада, также играет важную роль в общей социальной структуре. Крестьянская семья как единица общества соединяет в себе все его составляющие и служит основой для развития и процветания крестьянского общества в целом.

Успенский осмысливает и анализирует социальные отношения, воздействующие на членов общества. Он показывает не только негативные стороны буржуазной семьи, но и выделяет положительные аспекты народного строя. Он призывает читателей заметить и оценить суть крестьянской трудовой семьи, которая является одной из основ крестьянского общества. Вместе с тем он не ставит на светском пьедестале тяжелую жизнь крестьянки, а поощряет наблюдать и понимать роль и вклад каждого члена крестьянской семьи в общее благополучие общества. Он признает, что трудящийся человек всегда вносит свой вклад в становление и развитие своего общества, и никогда не может быть считаться "нолем".

Читать бесплатно онлайн «Ноль – целых!» - Глеб Успенский

1

Я надеюсь, что читатель обратит внимание на некоторые странности, допущенные мною в заголовке этой заметки: совершенно точное определение мнимой величины «ноль целых» вовсе, повидимому, не нуждается в том разъединении двух определяющих слов, какое почему-то допущено мною; это первая странность, а вторая – это знак восклицания, повидимому поставленный также совсем ни к селу, ни к городу.

Если только читатель действительно обратит внимание на эти странности в заголовке, то я надеюсь, что он, уже без всякой с моей стороны помощи, выполнит все то, что я хитроумно задумал, обставив заголовок такими хитросплетениями и загадочными осложнениями. Волей-неволей всматриваясь в эти хитросплетения, читатель, я надеюсь, призадумается, во-первых, над необычайной трудностью предстоящего мне дела – оживить, то есть в живом человеческом образе представить такую мнимую величину, как «ноль», да и не простой ординарный нулишко, ничтожество, а нечто такое, что претендует быть «целым», – это раз; а во-вторых, призадумавшись над моим трудным положением, и сам попытается подумать и определить, что бы это такое могло в живой жизни соответствовать этой таинственной математической величине?

Неужели, подумает читатель, эта мнимая величина может быть выражена в человеческом образе? Ведь если ноль, так, стало быть, на том самом месте, где он стоит, ровно ничего не может находиться; ноль – это пустопорожнее место, знак для указания, что там, где он находится, нет ничего, ни синь-пороха? Однако вот этот-то пустопорожний знак осмеливается утверждать, что он, это «ничто», стоит на месте целого.

Спрашивается, какое же такое может быть это целое, если оно допускает вместо себя представительство «нуля», который опять-таки ровно ничего не означает и в то же время решительно не покоряется вашим обличениям его в ничтожестве, не хочет признать себя просто нулем, а утверждает, что он какой-то особенный ноль.

Вот, вследствие такого затруднительного, даже прискорбного положения, в которое становится исследователь ни с чем не сообразной комбинации «нуля» и «целого», я и поставил в заголовке восклицательный знак: извольте-ко в самом деле поломать голову над разысканием какого-то человеческого существа, которое бы и существовало и не существовало одновременно?

Заручившись помощью восклицательного знака, вызывающего в читателе прискорбное, близкое к состраданию чувство, я без всякой утайки могу сознаться, что положение мое было в высшей степени нелепое. Коренная ошибка моя состояла в том, что я принялся искать живых нулей в народной среде. Где, как не в той среде, думалось мне, могут быть человеческие существования, определяемые пустопорожним знаком нуля, как не в этой среде наимельчайших десятичных дробей? Разве не здесь на каждом шагу попадаются фигуры, существование которых положительно непостижимо? И я стал самым пристальным образом всматриваться во всякую деревенскую нищету, голытьбу, местную и прохожую, и при всей призрачности существования их, повидимому чрезвычайно близком к несуществованию, в конце концов все они не могли быть выделены из области дробей, хотя бы и в высшей степени микроскопических. И ноль, таким образом, оставался для меня тайной.

Однажды я напал на нечто, казалось мне, вполне отвечающее моей многотрудной задаче. На платформе нашей станции в лютый мороз, на железной, прокаленной холодом скамейке, заприметил я одного человека. Человечек этот, крестьянского звания, был весь какой-то воздушный: он был маленький и тощий до последней степени; худенькое лицо, маленькие бесцветные глаза, маленькая, едва приметная бородка, такая маленькая, что лютый мороз, при всех своих усилиях, мог прицепить к ней самую ничтожную сосульку; тощие, худые, обмотанные тряпками и веревками ноги, самые нищенские лапти и коротенький старый полушубок с огромным воротом (нехватило овчины), открывавшим всю голую шею и даже почти плечи, словом, почти декольте, и, наконец, картузишко – все это было так тоще, воздушно, тонко и притом во всех направлениях проникнуто холодом и лютым морозом.

Вам может понравиться: