Все жанры Все авторы
Буржуй - Глеб Успенский

Буржуй

Страниц

20

Год

—

"...В великой спешке наконец я выбежал из комнаты, не следуя привычке идти, как все люди, а уже бежал по длинному коридору, стремясь добраться до крыльца. Но вот, на самом крыльце, где я обычно сбегал так же быстро и поспешно, как всегда, внезапно я ощутил какую-то слабость, словно тело размякало, и внезапно у меня пропала та нужда быть спешным, бежать, словно я почувствовал, что «не пойду» овладело мной так сильно и могущественно, как раньше могущественно лелеяло сознание необычайной важности «полстакана». И я вдруг понял, что все это стало несказанно утомительным, надоевшим и невыносимым, словно я открыл глаза на..."

В это мгновение, внезапно осознав свою усталость, я сделал шаг назад и взглянул вокруг. Казалось, время замедлилось, чтобы мне предоставить возможность вздохнуть и переосмыслить ситуацию. Меня охватило чувство пробуждения, словно я вышел из туманного сна, и я осознал, что все это время я был пленником скоротечности и навязчивости. Мое сердце заговорило своим тихим, ритмичным языком, говоря мне, что неспешность и понимание приносят абсолютно новые и более глубокие радости. Одно «не пойду» дало начало моему освобождению, и теперь я готов идти своим собственным путем, покидая привычные ограничения и оставляя позади скорость, чтобы найти истинное счастье и равновесие в медленном и осмысленном движении.

Читать бесплатно онлайн Буржуй - Глеб Успенский

1

Было шесть часов вечера – время идти пить полстакана знаменитого № 17 Ессентуков с полстаканом теплого молока. Дней двадцать аккуратнейшего исполнения предписаний доктора приучили уже меня к ощущению некоторого страха, как только стрелка часов начинала приближаться к известной, указанной доктором точке на циферблате. «Шесть часов утра… шесть часов вечера…», следовательно, «нужно торопиться», «спешить», «бежать», чтобы «не опоздать». «Полстакана нумера семнадцатого и полстакана молока…», «полстакана молока и стакан нумера шестого» – ничуть не менее роковых часов вторглись в мое сознание, как нечто в высшей степени значительное, хоть и непостижимое, и все это вместе, то есть и «шесть часов», и «полстакана», мало-помалу, по мере ежедневной практики, приняло размеры дела первейшей важности, чего-то неотвратимого, неумолимого и не подлежащего ни малейшему снисхождению, а тем менее какому-либо пониманию.

«С испугом» узнав, что «уже» шесть часов, что необходимо спешить, что там ждут неумолимые «полстакана и полстакана», которых я теперь трепетал, как трепетал в детстве учителя немецкого языка, который, ни слова не понимая по-русски, был неумолим к тем, кто ни слова не понимал по-немецки, я, «второпях и суетясь», забывая то надеть галстук, то, надевая сюртук, не надевал жилета и т. д., елико возможно спешил выскочить из моего номера «в меблированных комнатах», чтобы «бежать», чтобы оправдать доверие ко мне строгого «полстакана» и не оскорбить этих «шести часов», которые, как я уже привык думать, существуют исключительно для меня и поправления моего здоровья, и что я поступлю подло, если пренебрегу этой стрелкой, нарочно для меня остановившейся на «шести», дожидающейся меня и притом дожидающейся исключительно для моей пользы.

В больших попыхах наконец-таки выскочил я из номера и по обыкновению не пошел, как ходят люди, а уже побежал по коридору к крыльцу, но вдруг на этом самом крыльце, с которого мне следовало бы сбежать так же проворно и торопливо, как я делал это до сих пор, вдруг я как-то ослаб, размяк, как-то вдруг совершенно потерял потребность быть впопыхах, бежать, как-то вдруг почувствовал, что «не пойду» овладело мною так же сильно и всемогуще, как до сих пор всемогуще владело сознание необычайной важности «полстакана». Я вдруг увидел, что все это до такой степени несказанно уже надоело мне, наскучило и уже сделалось нестерпимым, что я как бы прозрел, одумался, очувствовался и с величайшим удовольствием почувствовал, что теперь я уже не пойду, ни за что не пойду, что не боюсь я ни шести часов, ни семнадцатого нумера, ни шестого нумера не боюсь, и чорт с ними, с этими «дурацкими» полстаканами!

Под сильнейшим впечатлением этих нежданных мыслей и желаний я немедленно почувствовал потребность полнейшей свободы, потребность надеть туфли, снять с себя все, что я под страхом «полстакана» напялил на себя, не взирая на изнуряющую жару дня, пойти на крылечко, которое выходило на засаженный деревьями двор, сесть там на плетеный стул и сидеть, наслаждаясь вечером и единственным, охватывавшим всего меня сознанием полнейшего освобождения от всего этого. Но когда я все это выполнил с лихорадочной быстротой человека, выпущенного из тюрьмы на свободу, когда я беспечным образом, в туфлях и легкой парусинной блузе, уселся на плетеном стуле, радостно чувствуя, что я никого «из них» не боюсь и могу безгранично наслаждаться приближающимся вечером, во мне так же неожиданно, как и жажда свободы, пробудилась самая настоящая жажда

Вам может понравиться: