Последняя симфония

Он пришёл, конечно же, вовремя. Как могло быть иначе? Он никогда не опаздывал. Окинув меня мягким, доброжелательным взглядом, он опустился в кресло. Взял длинными изящными пальцами кружку с кофе. Сделал глоток. Я жадно впитывала каждое его движение, каждый жест, а каждое его слово было больше, чем на вес золота. Настолько моя душа боготворила этого человека, что вся окружающая реальность блёкла на его фоне. Какой бы прекрасной она ни была, он был прекрасней вдвойне, втройне… В общем, даже описать все те чувства, что я к нему испытывала тогда, невозможно, ибо каждое слово восхваления в его адрес будет ниже, чем та высокая планка, которой он достиг.

Мы сидели и болтали, как старые друзья. Обо всём на свете. Он рассказывал мне о том, чем занимается сейчас и как прожил последние несколько лет. Мы говорили о музыке, о литературе, да вообще, о жизни. А затем он вдруг замолчал и хитро посмотрел на меня.

– Тебя, ведь, интересует один конкретный вопрос… Так задай его.

Действительно, всё это время мы ходили вокруг да около, и я никак не могла сформулировать его. Может, боялась, что прозвучит он как-то неуместно в данной ситуации. Но раз так… Я решилась.

– А ты… Ты пишешь сейчас… что-нибудь?

Почему-то мне стало неловко. Взгляд упал в опустевшую кофейную чашку.

Для него этот вопрос не стал неожиданностью, он знал, что я изначально, только он переступил порог кафе, хотела спросить его об этом.

– Ты знаешь, практически нет.

– Нет? Но почему?

– А зачем? – спросил он будто у себя. – У меня новая жизнь. Здесь всё по-другому. Вокруг просто колоссальное количество возможностей.

– Так тем более! Ты достиг уровня гениальности. Представь, как ты можешь увеличить свой потенциал!

Он по-доброму усмехнулся.

– Поверь, мне это не нужно. Сознание моё изменилось. Здесь оно у всех меняется, переходит на новый уровень развития. И, если по-честному, сочинять мне больше просто не хочется. Появилось много других интересных дел, обязанностей…

Сказать, что я была разочарована – это не сказать ничего. Да подобное откровение явилось просто ударом для меня! Я, ведь, надеялась, что он продолжал заниматься своим делом и написал кучу гениальнейших произведений, которые мне посчастливится услышать, ибо все старые его сочинения я заслушала до дыр.

– Но бывает, я играю на фортепиано. И начинаю импровизировать, сочинять. Но я никогда ничего не записываю, – продолжал он. – А ничего симфонического не пишу вообще. Здесь и оркестр собрать проблема. Тут всё по-другому. Опять же, все заняты другими делами, которые намного важнее тех, которыми каждый привык заниматься раньше. То, без чего я не мог жить раньше, теперь совсем мне не интересно.

Я слушала его и откровенно не понимала, как он мог так поразительно измениться. Но талант его никуда не делся: он просто перестал его использовать.

– Понимаю, ты ожидала услышать иной ответ. Но я не сторонник «лжи во спасение».

Мы ненадолго замолчали. Я смотрела в окно, на буйствующую зелень вокруг. Всё цвело, благоухало, источало жизнь и свет. И цвета казались ярче, чем обычно, и аромат насыщеннее, и… всё вокруг было пропитано абсолютным счастьем.

– Ну а скажи, зачем мне сейчас что-то сочинять? Для кого? Для чего?