Стужа

Шум, этот бесконечный гам работы тысяч моторов и генераторов под полом. Он не смолкал ни на минуту, не давая успокоиться или сосредоточиться на своём деле. Для многих это было чем–то вроде ритмичной музыки, позволяющей расслабиться, странной, но незамысловатой мелодии, неизменно играющей в голове, даже если отойти подальше от механического пристанища.

Но для шестьдесят девятого этот шум был сродни мучению. Он воспринимал его, как бесконечно жужжащую возле уха муху, которую невозможно изловить или отвязаться. А маленькое назойливое создание все продолжает издавать неприятный для человека раздражающий шум.

Все это было неспроста. Десяток двигателей, насосов и различного вида моторов функционировал на самом нижнем этаже огромного бункера, обеспечивая его работу день и ночь, триста шестьдесят пять дней в году. Это было поистине гигантское сооружение: огромный полый посередине стакан с широкими бортиками–этажами триста пятьдесят уровней в глубину. По высоте он достигал знаменитого небоскрёба Бурдж–Халифа – самого многоэтажного здания в мире, но за одним маленьким исключением. Это строение нужно было умножить на два и фундаментом поставить на крышу другого, причём закопав их обоих под землю.

Бункер работал, как единый механизм, целый мегаполис, каждая часть которого зависела от функционирования другой. Без насосов нет воды, без воды нет электричества, без электричества нет световых фитоламп, а следовательно – растений, еды, и так далее. И это, не говоря о мелких и куда более запутанных взаимосвязях, перечислять которые, не забыв какой–то малой, но значительной детали просто невозможно.

Никто не знал, что произошло снаружи, почему они вынуждены жить поколениями под землей. Кто–то говорил, что началась массовая засуха, а после ледниковый период, другие, что была страшная война, третьи, что все это ужасный заговор древних тайных сообществ, но больше информации знали немногие. Самых ужасных преступников, которых нельзя было изолировать ввиду их особой общественной опасности, в качестве наказания отправляли за пределы бункера наверх с ценной для всех жителей миссией: узнать, что же там скрыто. Их снаряжали в особые скафандры с камерой и микрофоном на шлеме, однако последним, что всегда видели, был яркий белый свет и страшные помехи, после чего связь прерывалась. Некоторым счастливчикам удавалось увидеть холмы земли, присыпанные снегом и перемещающиеся белые точки, напоминающие вьюгу, но то был максимум. Это явление негласно называли «Стужей», а затем название закрепилось в речи, отражая местную атмосферу.

После того, как с преступниками теряли контакт, их больше никто не видел. Ни один житель бункера не мог до конца объяснить, что происходит снаружи, но все понимали, что все, что за пределами их убежища – губительно для жизни. Многие и хотели бы в глубине души разобраться в происходящем, но законы наотрез запрещали говорить о прошлом и искать разгадки. История оказалась вне времени и понимания. Все архивы были безвозвратно уничтожены, пытаясь спрятать что–то или наоборот уберечь от страшной правды, никто не знал точно. Особо ретивых жестоко наказывала милиция, отправляя наверх лично познакомиться с предметом своих увлечений.

И вот шестьдесят девятому посчастливилось поработать на самом нижнем уровне этого «организма», чему он был, конечно, несказанно «рад». Вернее, глубже были ещё «мусорщики», но они являлись отдельной кастой тех, кто занимался прессовкой и переработкой ссыпаемого к ним в отдельное помещение по мусоропроводам материала, поэтому их мало кто мог видеть за всю свою долгую или не очень жизнь. Шестьдесят девятый же был уборщиком, орудуя огромным переносным пылесосом, собирая все, что ленивые жители сбросили вниз, не донеся до мусорки и подметая песок. Старый массивный потасканный годами инструмент с блеклым корпусом, испещрённым царапинами и сколами работал с невероятным гулом и гудением, ещё больше раздражая владельца. Он смотрел на округу своим уставшим измотанным металлическим взглядом, но все же надёжно исполнял обязанности, засасывая даже самые мелкие пылинки, испуская при этом старинный и затхлый неприятный запах давно не менявшегося фильтра. Однако несмотря на свой возраст, аппарат служил верой и правдой своему владельцу.