The Last Artifact

Передо мной снова захлопнулась дверь. На табличке холодно поблескивали буквы: «Терапевт Елизарова В.А.» – и никаких объяснений, кроме равнодушного: «Ваш дом не в моём секторе». Будто её волнует, что в моём секторе терапевта нет вообще, а вакансия висит уже полгода.

С одной стороны, её можно понять: людей много, всех не принять. Но с другой – что делать мне? Язва желудка, больной кишечник, поджелудочная, которая напоминает о себе жгучей болью после каждого приёма пищи. Зато в поликлинике теперь – свежий ремонт. Белоснежные стены, пахнущие краской и стерильностью, удобные кресла с едва уловимым ароматом синтетической кожи, новое оборудование… Но талонов нет. «Держитесь там», – словно говорят мне. «И ни в коем случае не занимайтесь самолечением. А то, не дай бог, поправитесь».

Я усмехнулся и вышел на улицу.

Май. Солнце палило так, будто хотело выжечь всё ненужное. Воздух был густым, пропитанным пыльцой и тёплым асфальтом. Ветер шевелил молодые берёзки, аккуратно высаженные вдоль тротуара, и доносил до меня их горьковато-свежий запах. Моя старая чёрная «Пежо» терпеливо ждала у входа, издавая лёгкий треск остывающего металла.

Сегодня она завелась не с первого раза. Двигатель «троил», на приборной панели моргал значок ошибки. Обычно это проходило после прогрева, но сегодня пришлось повозиться. В салоне пахло бензином и старым кожзамом, а руль слегка лип к ладоням, будто предупреждая: «Не сейчас». Только собрался тронуться – зазвонил телефон.

– Здорово, Лёх. Надеюсь, дела уже закрыл? – голос босса звучал так, будто он уже знал ответ.

– Да.

– Отлично. Вчера давал тебе документы на новый объект – Ленинградская, 20. Старый советский бункер. Осмотреть, сфоткать, отправить мне.

– Принято.

Через двадцать минут я был на месте. Типичная хрущёвка, четыре подъезда, облупленная штукатурка, от которой отделялись мелкие крошки, оседая на пальцах. А сбоку – полу заросший спуск в подвал, перекрытый ржавым амбарным замком.

Когда я дотронулся до него, холодный металл будто слипся с кожей, словно не желая отпускать. На секунду мне показалось, что где-то в глубине подвала кто-то вздохнул – глухо, протяжно. Но ветер тут же донёс запах сырости и плесени, и звук растворился, будто его и не было.

«Ну конечно. Кто говорил, что будет легко?»

Позвонил Анатолию Сергеевичу. Мой начальник, человек, который умудрялся сочетать в себе цинизм чиновника и обаяние старого армейского товарища. Работаю я, если официально, в «Центре инспекции исторических объектов» – звучит солидно, но на деле это значит, что лазаю по полуразрушенным подвалам и пишу отчеты, которые потом годами пылятся в архивах.

– Толя, ключей нет, – сказал я, придерживая телефон плечом и пытаясь оттереть ржавчину с пальцев.

– В ЖЭКе, – тут же отрезал он, и в его голосе явно читалось удовольствие.

«ЖЭК». Это слово звучало как приговор.

– Ты же знаешь, что у них даже ручки на месте нет. Последний раз, когда я просил у них ключ, мне сказали: «А вы уверены, что дверь вообще должна открываться?»

Анатолий Сергеевич фыркнул:

– Ну так покажи им удостоверение. Или, на крайняк, ногу. Может, поймут, что ты не просто так тут ковыряешься.

– Они и так знают, кто я. В прошлый раз сторож Василич мне заявил: «Опять пришёл, проклятый шакал? Ты ж все подвалы в округе уже проверил!»