Сердце пустоты

Космос не прощает ошибок. Он лишь записывает их в шрамы на корпусах кораблей и в морщины на лицах тех, кто осмелился бросить ему вызов.

Джейк Вейланд знал это лучше многих. Его массивная фигура, закованная в потертый летный комбинезон, казалось, была вытесана из самого гранита космических битв. Шрамы на его лице – глубокий рубец через бровь, оставленный плазменным осколком, и сеть мелких отметин от стычки на орбитальной станции – рассказывали историю человека, который слишком часто смотрел смерти в глаза. Серые глаза, узкие и подслеповатые от вечного вглядывания в мерцающие дали, отражали свет приборов, как далекие звезды. Пальцы в поношенных перчатках с обрезанными кончиками нервно постукивали по штурвалу, выдавая напряжение, которое он так старался скрыть.

Лира Шен была его полной противоположностью – хрупкой, словно сотканной из теней и голубого свечения экранов. Ее худощавый силуэт сгорбился над спектрографом, длинные пальцы с тонкими шрамами от лабораторных ожогов летали по панели управления. Синие волосы, выцветшие от времени и дешевого красителя, выбивались из небрежного узла, обрамляя бледное, почти прозрачное лицо. Но больше всего поражали глаза – огромные, неестественно черные, они поглощали свет, словно крохотные черные дыры. В них постоянно что-то вычислялось, даже когда она смотрела на тебя, а не на приборы.

Анна Сорокина стояла у шлюза, прислонившись к стене с мрачной грацией хищника. Ее рыжие волосы, коротко остриженные, торчали в разные стороны, будто ее только что ударило током. Веснушки на скулах и носу делали ее похожей на девчонку, если бы не глаза – зеленые, с желтыми вкраплениями, они смотрели на мир с постоянным вызовом. Левая рука, механическая, старой модели "Ориона", скрипела при малейшем движении. Она не скрывала ее – наоборот, подчеркивала черной краской и царапинами, будто бросая вызов всем и вся.

Их корабль, "Звездный Бродяга", был таким же израненным, как и его экипаж. Корытообразный, с обшивкой, напоминающей лоскутное одеяло из заплат разного цвета, он едва держался на плаву. В кабине витал вечный запах перегоревшего кофе, статики и чего-то металлического. Над креслом пилота в прозрачном кубе висела единственная пуля с надписью: "Первая ошибка".

Они уже прошли через ад. Но самое страшное ждало впереди.

Потому что космос не прощает ошибок.

И у него отличная память.

Орбитальная станция «Гармония-12», 2189 год

Дождь из раскалённого металла яростно бил по корпусу «Звёздного Бродяги», словно невидимый кузнец ковал их гибель на наковальне космоса. Джейк Вейланд, стиснув штурвал до хруста в суставах, вручную выводил корабль из-под огня. Очередной взрыв сотряс левый борт, и в кабину ворвался едкий дым, обжигающий лёгкие, как память о прошлых ошибках.

– Рекс, щиты? – голос Джейка был хриплым, а по виску, перерезанного осколком, стекала тёплая струйка крови, смешиваясь с потом.

– Двенадцать процентов. Вероятность выживания: 3,7%. Рекомендация: сдаться. – ответил андроид, его механический голос звучал почти издевательски спокойно.

– Хрен им!

На радаре пульсировали три метки – два пиратских истребителя с рваными силуэтами, будто вырезанными из тьмы, и грузовое судно «Каравелла» – их последний контракт, их последняя надежда. Которая теперь превратилась в смертельную ловушку.