Фрэнни - Джером Дэвид Сэлинджер

Фрэнни

Страниц

20

Год

2010

«Несмотря на яркое сияние солнца, в эту субботу утром пришлось одеть теплое пальто вместо простой куртки, чтобы справиться с холодом. Было непривычно, потому что все предыдущие дни были настолько теплыми, что можно было надеяться на продолжение такой погоды до конца недели и до решающего матча в Йельском университете. Наконец, было принято решение: сегодня супер-пятница закрывается, и завтра будет ура-суббота. Вокзал был заполнен двадцатью студентами, которые ждали своих девушек, приезжающих поездом в 10.52. Однако, на холодном открытом перроне находились только шесть-семь человек. Остальные, без шапок, собрались в прокуренном и горячем зале для пассажиров. Они водили беседу настолько категоричным и догматическим тоном, будто каждый из них был экспертом, способным навсегда разрешить один из давно обсуждаемых и запутанных вопросов, которые веками запутывали не только весь внешний, но и академический мир...»

Добавленная информация:

В это время года в Йельском университете проходил ключевой матч по американскому футболу. Все студенты, как один, были в предвкушении этого события, которое собирало всеобщий интерес. Заснеженные улицы и холодные ветра не могли омрачить эту важную дату в университетской жизни. Все были настроены на победу своей команды и с нетерпением ждали прибытия своих девушек с поезда. Именно эта игра собрала студентов на вокзале, создавая атмосферу волнения и энтузиазма. Погода, хоть и принесла сюрприз в виде холодного утра, не смогла испортить настроение и ожидания всех присутствующих.

Читать бесплатно онлайн Фрэнни - Джером Дэвид Сэлинджер

Несмотря на ослепительное солнце, в субботу утром снова пришлось, по погоде, надевать теплое пальто, а не просто куртку, как все предыдущие дни, когда можно было надеяться, что эта хорошая погода продержится до конца недели и до решающего матча в Йельском университете.

Из двадцати с лишком студентов, ждавших на вокзале своих девушек с поездом 10.52, только человек шесть-семь остались на холодном открытом перроне. Остальные стояли по двое, по трое, без шапок, в прокуренном, жарко натопленном зальце для пассажиров и разговаривали таким безапелляционно-догматическим тоном, словно каждый из них сейчас раз и навсегда разрешал один из тех проклятых вопросов, в которые до сих пор весь внешний, внеакадемический мир веками, нарочно или нечаянно, вносил невероятную путаницу.

Лейн Кутель в непромокаемом плаще, под который он, конечно, подстегнул теплую подкладку, стоял на перроне вместе с другими мальчиками, вернее, и с ними и не с ними. Уже минут десять, как он нарочно отошел от них и остановился у киоска с бесплатными брошюрками «христианской науки», глубоко засунув в карманы пальто руки без перчаток. Коричневое шерстяное кашне выбилось из-под воротника, почти не защищая его от ветра. Лейн рассеянно вынул руку из кармана, хотел было поправить кашне, но передумал и вместо этого сунул руку во внутренний карман и вытащил письмо. Он тут же стал его перечитывать, слегка приоткрыв рот.

Письмо было написано, вернее, напечатано на бледно-голубой бумаге. Вид у этого листка был такой измятый, неновый, как будто его уже вынимали из конверта и перечитывали много раз.

«Кажется, четверг.

Милый-милый Лейн!

Не знаю, разберешь ли ты все, потому что шум в общежитии неописуемый, даже собственных мыслей не слышу. И если будут ошибки, будь добр, пожалуйста, не замечай их. Кстати, по твоему совету, стала часто заглядывать в словарь, так что, если пишу дубовым стилем, ты сам виноват. Вообще же я только что получила твое чудесное письмо, и я тебя люблю безумно, страстно и так далее и жду не дождусь субботы. Жаль, конечно, что ты меня не смог устроить в Крофт-Хауз, но в общем мне все равно, где жить, лишь бы тепло, чтобы не было психов и чтобы я могла тебя видеть время от времени, вернее – все время. Я совсем того, то есть просто схожу по тебе с ума. Влюбилась в твое письмо. Ты чудно пишешь про Элиота. А мне сейчас что-то все поэты, кроме Сафо, ни к чему. Читаю ее как сумасшедшая – и пожалуйста, без глупых намеков. Может быть, я даже буду делать по ней курсовую, если решу добиваться диплома с отличием и если разрешит кретин, которого мне назначили руководителем. «Хрупкий Адонис гибнет, Китерия, что нам делать? Бейте в грудь себя, девы, рвите одежды с горя!» Правда, изумительно? Она ведь и на самом деле рвет на себе одежду! А ты меня любишь? Ты ни разу этого не сказал в твоем чудовищном письме, ненавижу, когда ты притворяешься таким сверхмужественным и сдержанным (два «н»?). Вернее, не то что ненавижу, а просто мне органически противопоказаны «сильные и суровые мужчины». Нет, конечно, это ничего, что ты тоже сильный, но я же не о том, сам понимаешь. Так шумят, что не слышу собственных мыслей. Словом, я тебя люблю и, если только найду марку в этом бедламе, пошлю письмо срочно, чтобы ты получил это заранее. Люблю тебя, люблю, люблю. А ты знаешь, что за одиннадцать месяцев мы с тобой танцевали всего