Червь сновидений

АКТ I: ЭПИДЕМИЯ БЛАЖЕНСТВА

Глава 1. Дельта-ритмы блаженства

Мозг Артема К. умирал от счастья.

Энцефалограф выводил на экран сумасшедший танец ритмов, который доктор Лия Вертанова видела разве что в учебниках по психиатрии, да и то в разделе гипотетических патологий. Альфа-ритм, отвечающий за спокойное бодрствование, был полностью подавлен. Доминировали низкоамплитудные бета-колебания – признак активного, даже стрессового мышления, – но они тонули в чудовищных, разлапистых дельта-волнах, которые обычно окутывают мозг лишь в стадии глубокого, без сновидений сна.

И поверх всего этого – всплески. Короткие, яростные взрывы тета-ритма, характерные для фазы быстрого сна, когда человек видит самые яркие сны. Они возникали с такой частотой и силой, что аппарат едва успевал их регистрировать.

– Невозможно, – тихо прошептала Лия, вглядываясь в хаотичные линии. – Мозг не может одновременно находиться в глубоком сне и в фазе активного сновидения. Это противоречит всем базовым принципам.

Ее собственная лаборатория, обычно бывшая для нее храмом порядка и логики, сегодня казалась враждебной. Стеклянные поверхности мерцали холодным светом, а монотонное гудение серверов звучало как похоронный марш. На столе перед ней лежала стопка распечаток – ЭЭГ, МРТ, анализы крови. Все физиологические показатели Артема К. были в норме. Лучшей нормы не бывало. Сердце – как у космонавта, гормоны – сбалансированы, мозг… мозг был похож на праздничный салют на кладбище.

Лия откинулась на спинку кресла, с силой потеря виски. Она провела здесь последние сорок восемь часов, пытаясь найти сбой в алгоритмах, ошибку в оборудовании, хоть какое-то рациональное зерно. И ничего. Только этот безумный график, который словно насмехался над ее степенями и званиями.

Ее раздумья прервал резкий звонок телефона. На экране – «Городская клиническая больница №4, Отдел неврологии».

– Вертанова, – ответила она, стараясь, чтобы в голосе не звучала усталость.

– Лия, это Марья Ивановна, – послышался взволнованный голос старшей медсестры. – У нас поступил новый. Парень, двадцать два года. Симптоматика идентичная… но он еще не в коме. Он… ну, вы лучше сами приезжайте и посмотрите.

В голосе женщины сквозило нечто большее, чем профессиональная тревога. Почти суеверный страх.

– Я уже еду, – отрезала Лия и бросила трубку.

По дороге в больницу она пыталась абстрагироваться, перевести все в привычные рамки. «Синдром внезапной спонтанной комы», – так она назвала это в первом отчете. Сухая, безэмоциональная формулировка, скрывающая полную научную беспомощность. За последний месяц это был уже седьмой случай. Семь абсолютно здоровых людей, которые легли спать и не проснулись. Вернее, их тела не проснулись. А что творилось в их сознании, Лия боялась даже предполагать.

Больница встретила ее стерильным запахом хлорки и тишиной, слишком глубокой для дня. В палате интенсивной терапии было тихо, если не считать равномерного пикания мониторов. Возле койки стояла Марья Ивановна, бледная, как ее халат.

На кровати лежал молодой парень, спортивного сложения, с открытыми глазами. Но он не смотрел. Его зрачки были расширены и застыли где-то в бесконечности. А на его лице застыла гримаса – не улыбка, нет. Это было выражение абсолютного, безудержного, почти экстатического блаженства. Уголки губ были подняты так высоко, что казалось, вот-вот порвутся мышцы. Лоб был гладким, без единой морщинки заботы. Он был погружен в состояние, которое Лия мысленно окрестила «блаженной комой».