Фантазёрка для мага

– Ты никогда ничего не проверяешь! Нас могли обчистить, а ты и не узнала бы… Это же надо! Оставить доставщиков воды без присмотра! Да они уже весь дом могли вынести, пока ты тут развлекаешься за компьютером! Писательница, то же мне! – разорялся мой любимый Дима. А я смотрела на мужа и думала… куда делся тот добродушный парень, что пешком проходил полгорода ради моей улыбки и нашей встречи. Что опаздывал на последнюю электричку ради еще нескольких минут смущенного молчания, робкого касания, поцелуя украдкой? Что приезжал ко мне на дачу на велосипеде, весь в машинном масле и первым делом не мылся – дарил цветы, комплименты…

Жаркие разговоры ни о чем… прикосновения, от которых бросает в дрожь и сладко сосет под ложечкой… Первые супружеские годы, когда засыпаешь, прижимаясь к теплому мужскому телу и… быт. Наверное, мы недостаточно друг друга любили, возможно, не смогли смириться с недостатками спутника жизни. Но внешне основательный домик нашего счастья обрушился, погребя под обломками взаимное уважение и желание. Я не хотела этого мужчину после обвинений, злобы и бесконечных ссор. Срывов, когда от ярости темнело в глазах, хотелось ударить, плюнуть в лицо, выгнать из жизни…

Возможно, секс после ссоры – ни с чем не сравнимое удовольствие… Но лишь когда ссор меньше, чем примирений, когда люди слушают друг друга и слышат, а не бросаются оскорблениями-обвинениями и трусливо сбегают от разговора.

Дмитрий накинул зимнюю куртку и взял лопату, чтобы чистить снег во дворе дома.

– Ты ничего не хочешь делать! – бросил напоследок и торопливо скрылся за дверью. Я набрала его номер, хотела что-то сказать, возразить, но снова прослушала череду обвинений и короткие гудки – муж превентивно сбросил вызов.

Чтобы не ответила. И так трижды. Я села за компьютер и заплакала от отчаяния и досады…

Внизу мирно сопел Захар – мой сынуля. Наверное, самое лучше, что произошло от нашего брака. Чудесный, веселый мальчишка, с характером, но не спесивый и не глупый. Его все время хотелось целовать в курносый носик и русую макушку.

Я проверила – все ли в порядке с ребенком, вытерла слезы и вернулась к компьютеру. Нет, интернет и соцсети не отвлекали. Веселые разговоры раздражали, злобные диалоги бесили, а смайлики отталкивали.

Я отошла к окну, прикрыла глаза и представила…

Как я там описывала это место?

Серо-зеленая кайма стен вокруг внушительного деревянного стола, на котором в художественном беспорядке кипы бумаг и какие-то амулеты. Бутыль с жидкостью ядрено-желтого цвета, заткнутая наглухо пробкой.

Правую стену загораживают частоколами стеллажи, будто бы вынесенные из кунсткамеры. Банки с пялящимися во все стороны глазами, щупальцами, живыми бутербродами, что показывают язык, теснят друг друга на полках и спорят за внимание случайного зрителя.

И в довершении антуража – мужчина. Тот самый, которого я описывала детально, воображая в голове, точно живого.

Эдакий мрачный усталый ректор Академии, которая была никому не нужна, но внезапно стала нужна всем и вынуждена решать проблемы вселенной. Яркий типаж, харизматичный, по-своему привлекательный, хотя и совершенно не в моем вкусе. Зато весьма популярный у читателей.

Подтянутый, плечистый, в темном камзоле поверх светлой рубашки и черных брюк, довольно высокий и статный. Зеленые глаза, черные волосы, смуглая кожа и резкие, немного грубовато выточенные черты дополняли выверенный в голове образ. Я всегда рисовала в фантазии героев словно они вот тут, рядом, ходят и дышат.