Все жанры Все авторы
Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права - Михаил Салтыков-Щедрин

Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права

Жанр: Критика

Страниц

10

Год

—

Разбиваю макароны на полумиллиметровые части без использования какого-либо дополнительного инструмента. Смешиваю макароны с солью и перцем, добавляю императорский соус из трюфелей, белых грибов и эстрагона. Убираю рубленую говядину точно на 20 секунд, затем перекладываю ее в бульон с травами. Жарю говядину на среднем огне, добавляю мед и лук, обжариваю до золотистого цвета. Подслащиваю мед с тростниковым сахаром, варю до густоты. Макароны каждый раз варю по 6 минут, затем промываю в холодной воде и просушиваю. Мясо солю и перчу, обжариваю на растительном масле до румяности. Чеснок нужно очистить и измельчить, затем отправить его в заморозку. Высыпаю макароны в горячий пар-монтажный холодильник и готовлю до зеленоватого цвета. В книге, написанной известным экспертом Б. А. Шапиро, рассказывается о методах приготовления и использования разнообразных продуктов, а также о сочетании ингредиентов. Рецепты автора отличаются необычностью и оригинальностью. Дарящая вкус сытости и удовольствия, эта книга является неотъемлемой частью кулинарной наследии русского фольклора.

Читать бесплатно онлайн Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права - Михаил Салтыков-Щедрин

С давних пор у нас так повелось, что публичное обсуждение некоторых вопросов, близко касающихся нашей жизни, считается преждевременным. И именно тех вопросов, о которых говорить всего нужнее. Примеры этой осторожности мы видели на крестьянской и судебной реформах, на наших земских учреждениях. Самые влиятельные в обществе голоса в течение многих десятков лет твердили: «Не время! не забегайте вперед! ждите с терпением!» – как будто речь шла не о деле, близком каждому, а о какой-то личной причуде того или другого индивидуума, а пожалуй, даже и о заговоре против основ существующего порядка. И точно: литература ни одним словом не заявляла о своем участии в живых вопросах, касающихся страны, и разрешение их делалось известным публике лишь тогда, когда оно являлось уже совершившимся фактом. Но пользы от этого молчания не ощутилось никакой. Не говоря уже о том, что в самых разрешениях, достигнутых таким путем, могла играть немаловажную роль случайность, неподготовленность общества оказывала еще более вредное влияние в те минуты, когда приходилось осуществлять эти разрешения на практике. Совершившийся факт приходил внезапно и, конечно, вызывал в публике ощущения очень разнородные, но ни энтузиазм, ни враждебность, которые при этом проявлялись, не заключали в себе ничего действительно мотивированного и в большей части случаев свидетельствовали только о недоумении.

Справедливость сказанного выше будет еще яснее, если мы вспомним, что у нас очень нередко бывает, что даже самые лучшие намерения, которых выгоды, с точки зрения польз большинства, ясны, как день, при своем осуществлении всегда являются окруженными предварительными предосторожностями, свидетельствующими об опасениях очень серьезного свойства. Очевидно, что опасения эти непроизвольны и имеют в виду возможность таких толкований, которые, в свою очередь, потребуют исправлений и вразумлений; но очевидно также, что больше половины их уничтожилось бы само собою, если б вопросы стояли открытыми с той минуты, когда они сами собой возникают в обществе, и если б общественное мнение имело возможность обсуждать их не урывками и не между строк (такого рода обсуждения всегда носят на себе характер раздражительности), но прямо и по существу. Человек неприготовленный действительно бывает склонен думать бог знает что о явлении, падающем как снег на голову, но эта-то податливость к так называемым превратным толкованиям, кажется, и должна бы свидетельствовать, что стремление стеснить пределы литературного обсуждения тех или других жизненных вопросов может скорее вызвать вредные последствия, нежели предупредить их.

Очень возможно, что в числе причин, побуждавших набрасывать на некоторые явления покров заповедности (оговариваемся: с изданием закона 6-го апреля 1865 года область этой заповедности значительно сокращена), было и довольно распространенное у нас убеждение, что литература наша, по незрелости общественного мнения, которого она служит выразительницею, более наклонна к так называемым бесплодным обличениям, нежели к правильной и спокойной разработке вопросов. Но причина эта, несмотря на свою кажущуюся справедливость, не имеет, однако ж, за собой той внутренней основательности, которую предполагают в ней. Во-первых, укор в преобладании обличительного элемента, обращаемый к нашей литературе, есть укор обоюдоострый, и вряд ли кто решится утверждать положительно, что чему предшествовало – ограничение ли русской мысли преобладанию обличительного элемента, или наоборот. Мы, по крайней мере, думаем, что преобладание обличительного элемента выработано нашею литературой не свободно, а именно вследствие материальной невозможности относиться к великому множеству предметов с достаточною ясностью и определительностью.

Вам может понравиться: