Сто суток. Вольная повесть об исцелении от юности

© Альберт Олегович Бржозовский, 2025

ISBN 978-5-0068-6943-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В сером вагоне посреди столь же серого утра я еду со стопкой задрипанных книжек любимого автора, чтобы продать их какому-то парню тамбовскому, в столицу попавшего проездом до Питера.

В этой сделке я вижу, что значит безвыходность, и к тому же круговращение грустных копеек в литературе, которая есть акведук для иссохшей среды обывателей.

Я ловлю покупателя под пешеходным мостом у вокзала, будто бы тролля, и он досконально въезжает в обложечки, титульный лист, развороты, все щупает цепко, при этом бубня: «Это мне для коллекции, для библиотеки, нужно, чтоб все было чётенько, ты понимаешь?»

Я отвечаю: «Книги – не вещи, приятель, а вместилище мира, и место им перед глазами, но никак не в шкафу под пылью осыпанной кожи.

Им нужно внимать, а не ставить на полку, как памятник или как способ культурность продемонстрировать.

Поэтому ты забирай их задаром, прочти и продли им далёкое странствие, передав в чьи-то добрые руки».

Но он не берёт и ни капельки не понимает, что за чушь я несу в его накопительный разум.

«Бери, дурачок. Слышал, книга – лучший подарок? Я уже выучил все наизусть их практически».

Покупатель уходит, сминая наличку в кармане, и это значит, что мир всё-таки не продаётся.

Я возвращаюсь, и гром под землёй нарочит, всеобъемлющ и замкнут.

Рядом со мной садится старик с засохшей харкотиной на лацкане свеженькой куртки от Томми Хилфигера.

Изящный вкус тоже бывает дурным.

Этот ветхий морщинистый куль воняющей плоти, задумчиво уперев в кулак подбородок, бормочет: «Как ты считаешь, если на меня нападет эпилептический тремор во время соития с бессовестной мразью, то будет ли она наслаждаться этой вибрацией или сбежит, на ходу одеваясь?»

Я промолчал и плечами повёл из учтивости, но подумал при этом: «Можешь считать, что ты мертв для женского мира».

Он пересел к молоденькой цыпочке, что-то сказал ей, и она ему улыбнулась – прямо сейчас, когда симпатичные мамашки выбирают своим ненаглядным чадам новые цветастые варежки на зиму; когда в соседнем бледно-розовом подъезде девятиклассная мелюзга трясущимися руками неуклюже впихивает в скукоженную бутылку первую в жизни ляпку; когда пенсионер с бесом в ребре сквозь двояковыпуклые засиженные мухами линзы выбирает цветочную композицию пошикарнее, которая ещё на шаг должна приблизить его к упругому юному тельцу; когда оранжевые жилетки ведут теплотрассу к картонной новостройке; когда проистекает все то, что уже несколько десятилетий не вызывает резонанса в современном обществе, прямо сейчас когда на землях Западной Бенгалии племя агхори пережевывает подвздошно-большеберцовый тракт сородича, умершего по вине несчастного случая.

Конечно, причина смерти не доказана, но кто бы стал заниматься расследованием?

Ты?

Попробуй скажи им, что в цивилизованном обществе тела усопших упокаивают в земле, агхори ответят, что такую цивилизацию могли создать только идиоты, ведь в человечьих потрохах столько полезных веществ.

Удостойте нашу жизнь пониманием, пусть в ней я прирос к своим стенам кожей и сердцем.

Каждый раз разделение с ними долю меня изымает, и я вечно надеюсь, что ее заместит нечто внешнее, лучшее, прирастёт и сроднится и будет исправно функционировать.