Дневник провинциала в Петербурге - Михаил Салтыков-Щедрин

Дневник провинциала в Петербурге

Страниц

225

Год

2024

В центре романа-хроники «Дневник провинциала в Петербурге» находится безымянный аристократ, стремящийся уйти от скучной жизни в своей губернии. Приехав в Петербург, он оказывается втянутым в бурное течение городской жизни с её характерными чертами. Он проходит сквозь бесконечные очереди в министерства, ведомства, посещает театры и стремится освоить хитросплетения литературного мира, где бездельники с лицами, полными важности, занимаются так называемым «пенкоснимательством». Это явление проявляется в их притворной деятельности, имитирующей поиск ответов на существующие вопросы и проблемы.

Сатирическая сторона «Дневника провинциала в Петербурге» служит критикой нравов и обычаев, царивших в петербургском обществе в 1870-е годы XIX века. Однако занимательные наблюдения Салтыкова-Щедрина о человеческой натуре и социальных пороках до сих пор сохраняют свою злободневность и актуальность даже спустя полтора века. Парадоксально, но многие из описанных им явлений по-прежнему присутствуют в нашей современной жизни: бюрократия, фальшивая светскость и стремление к публичности в ущерб искренности — все это по-прежнему актуально. Вдохновленный остроумием автора, читатель может увидеть мир в новом свете, открывая для себя вечные истины в непростом взаимодействии между личностью и обществом.

Читать бесплатно онлайн Дневник провинциала в Петербурге - Михаил Салтыков-Щедрин

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

I

Я в Петербурге.

Зачем я в Петербурге? По какому случаю? – этих вопросов, по врожденной провинциалам неосмотрительности, я ни разу не задал себе, покидая наш постылый губернский город. Мы, провинциалы, устремляемся в Петербург как-то инстинктивно. Сидим-сидим – и вдруг тронемся. Губернатор сидит – и вдруг надумается: толкнусь, мол, нет ли чего подходящего! Прокурор сидит – и тоже надумается: толкнусь-ка, нет ли чего подходящего! Партикулярный человек сидит – и вдруг, словно озаренный, начинает укладываться… «Вы в Петербург едете?» – «В Петербург!» – этим все сказано. Как будто Петербург сам собою, одним своим именем, своими улицами, туманом и слякотью должен что-то разрешить, на что-то пролить свет. Что разрешить, на что пролить свет? – этого ни один провинциал никогда не пробует себе уяснить, а просто-напросто с бессознательною уверенностью твердит себе: вот ужо съезжу в Петербург, и тогда… Что тогда?

Как бы то ни было, вопрос: зачем я еду в Петербург? – возник для меня совершенно неожиданно, возник спустя несколько минут после того, как я уселся в вагоне Николаевской железной дороги.

В этом вагоне сидела губерния, сидело все то, от чего я бежал, от лицезрения чего стремился отдохнуть. Тут были: и Петр Иваныч, и Тертий Семеныч, и сам представитель «высшего в империи сословия» Александр Прокофьич (он же Прокоп Ляпунов) с супругой, на лице которой читается только одна мысль: «Alexandre! У тебя опять галстух набок съехал!» Это была ужаснейшая для меня минута. Все они были налицо с своими жирными затылками, с своими клинообразными кадыками, в фуражках с красными околышами и с кокардой над козырьком. Все притворялись, что у них есть нечто в кармане, и ни один даже не пытался притвориться, что у него есть нечто в голове. По-видимому, это последнее обстоятельство для них самих составляло дело решенное, потому что смотреть на мир такими осовелыми глазами, какими смотрели они, могут только люди или совершенно эманципированные от давления мысли, или люди совсем наглые. А так как моих спутников нельзя же назвать вполне наглыми людьми, то очевидно, что они принадлежат к числу вполне свободных. На меня эти красные околыши произвели какое-то болезненное впечатление. Мне показалось, что я опять в нашем рязанско-курско-тамбовско-воронежско-саратовском клубе, окруженный сеятелями, деятелями и всех сортов шлющимися и не помнящими родства людьми…

Разумеется, обрадовались. Но в этих приветственных возгласах мне слышалось что-то обидное. Как будто, приветствуя меня, они в один голос говорили: а вот и еще нашего стада скотина пришла! Не потому ли эта встреча до такой степени уязвила меня, что я никогда так отчетливо, как в эту минуту, не сознавал, что ведь я и сам такой же шлющийся и не знающий, куда приткнуть голову, человек, как и они? Кайданов удостоверяет, что древние авгуры не могли удерживаться от смеха, встречаясь друг с другом. Быть может, на первых порах оно так и было, но впоследствии, когда интерес новизны исчез, эти встречи должны были возбуждать не смех, а взаимное озлобление. Скажите, можно ли без злобы ежеминутно встречаться с человеком, которого видишь насквозь, со всем его нутром! Помилуйте! Да от этого человека за тридевять земель бежать надобно, а не то что улыбаться ему!

Вам может понравиться: