Золотой луг. Рассказы о животных - Михаил Пришвин

Золотой луг. Рассказы о животных

Страниц

45

Год

2025

В этот сборник вошли 38 рассказов выдающегося русского писателя Михаила Михайловича Пришвина, который известен своей способностью глубоко ощущать и передавать красоту родной природы. Его произведения, наполненные поэзией и простым очарованием, знакомы не одному поколению читателей с самого раннего детства. Среди них такие популярные истории, как «Журка», «Изобретатель», «Предательская колбаса», «Берестяная трубочка», «Школа в кустах», «Дергач и перепёлка» и множество других, которые продолжают вдохновлять детей и взрослых.

Каждый рассказ имеет свою уникальную атмосферу и затрагивает важные вопросы о дружбе, чести, любви и человеческом взаимодействии. Произведения Пришвина напоминают нам о том, как важно бережно относиться к окружающему миру.

Иллюстрации к книге созданы талантливым белорусским художником Виталием Дударенком, который удалось передать дух и настроение рассказов Пришвина. Его работы дополняют текст, добавляя визуальную глубину и усиливая эмоциональный эффект от чтения. Эта книга станет не только замечательным подарком для любителей классической литературы, но и ценным источником уроков о природе, дружбе и человеческих ценностях для молодого поколения.

Читать бесплатно онлайн Золотой луг. Рассказы о животных - Михаил Пришвин

© Пришвин М., текст, наследники, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Журка


Раз было у нас – поймали мы молодого журавля и дали ему лягушку. Он её проглотил. Дали другую – проглотил. Третью, четвёртую, пятую, а больше тогда лягушек у нас под рукой не было.

– Умница! – сказала моя жена и спросила меня: – А сколько он может съесть их? Десять может?

– Десять, – говорю, – может.

– А ежели двадцать?

– Двадцать, – говорю, – едва ли…

Подрезали мы этому журавлю крылья, и стал он за женой всюду ходить. Она корову доить – и Журка с ней, она в огород – и Журке там надо, и тоже на полевые колхозные работы ходит с ней, и за водой.

Привыкла к нему жена, как к своему собственному ребёнку, и без него ей уже скучно, без него никуда. Но только ежели случится – нет его, крикнет только одно: «Фру-фру!», и он к ней бежит. Такой умница!

Так живёт у нас журавль, а подрезанные крылья его всё растут и растут.

Раз пошла жена за водой вниз, к болоту, и Журка за ней. Лягушонок небольшой сидел у колодца и прыг от Журки в болото. Журка за ним, а вода глубокая, и с берега до лягушонка не дотянешься. Мах-мах крыльями Журка и вдруг полетел. Жена ахнула – и за ним. Мах-мах руками, а подняться не может.

И в слёзы, и к нам: «Ах, ах, горе какое! Ах, ах!» Мы все прибежали к колодцу. Видим – Журка далеко, на середине нашего болота сидит.

– Фру-фру! – кричу я.

И все ребята за мной тоже кричат:

– Фру-фру!

И такой умница! Как только услыхал он это наше «фру-фру», сейчас мах-мах крыльями – и прилетел. Тут уж жена себя не помнит от радости, велит ребятам бежать скорее за лягушками.

В этот год лягушек было множество, ребята скоро набрали два картуза[1]. Принесли ребята лягушек, стали давать и считать. Дали пять – проглотил, дали десять – проглотил, двадцать и тридцать, – да так вот и проглотил за один раз сорок три лягушки.


Луговка


Летят по весне журавли. Мы плуги налаживаем. В нашем краю старинная примета: в двенадцатый день после журавлей начинается пахота под яровое[2].

Пробежали вешние воды. Выезжаю пахать.

Наше поле лежит в виду озера. Видят меня белые чайки, слетаются. Грачи, галки – все собираются на мою борозду клевать червя. Спокойно так идут за мной во всю полосу белые и чёрные птицы, только чибис один, по-нашему, деревенскому, луговка, вот вьётся надо мной, вот кричит, беспокоится. Самки у луговок очень рано садятся на яйца. «Где-нибудь у них тут гнездо», – подумал я.

– Чьи вы, чьи вы? – кричит чибис.

– Я-то, – отвечаю, – свойский, а ты чей? Где гулял? Что нашёл в тёплых краях?

Так я разговариваю, а лошадь вдруг покосилась и – в сторону плуг вышел из борозды. Поглядел я туда, куда покосилась лошадь, и вижу – сидит луговка прямо на ходу у лошади. Я тронул коня, луговка слетела, и показалось на земле пять яиц. Вот ведь как у них: невитые гнезда, чуть только поцарапано, и прямо на земле лежат яйца, – чисто, как на столе.



Жалко стало мне губить гнездо: безобидная птица. Поднял я плуг, обнёс и яйца не тронул.

Дома рассказываю детишкам: так и так, что пашу я, лошадь покосилась, вижу – гнездо и пять яиц.

Жена говорит:

– Вот бы поглядеть!

– Погоди, – отвечаю, – будем овёс сеять, и поглядишь.

Вскоре после того вышел я сеять овёс, жена боронит[3]. Когда я дошёл до гнезда, остановился. Маню жену рукой. Она лошадь окоротила, подходит.