Все жанры Все авторы
Бон-Бон - Эдгар Аллан По

Бон-Бон

Страниц

15

Год

2011

В одно очень холодное зимнее время, где-то около полуночи, Пьер Бон-Бон, послушавший недовольства соседей по поводу своих странных пристрастий и изгнав их из своего дома, – вот тогда, повторяю, Пьер Бон-Бон запер за ними дверь со своим неуловимым проклятием и уселся, немного потревоженный духом, в кожаное кресло, уставленное пучками сухих веток, пылающих в очаге. Эта ночь была одной из тех ужасных ночей, которые происходят раз или два века. Снег с огромной силой сыпался с неба, и весь дом дрожал от порывистого ветра, который проникал через щели в стенах и вырывался из дымохода, густыми клубами затягивая шторы у постели философа и внося хаос среди его манускриптов и кастрюль. Большой фольиант подвешенного снаружи знака, подверженного яростной буре, зловеще скрипел на своих прочных деревянных кронштейнах. В своем, повторяю, совсем не миролюбивом настроении, метафизик передвинул свое кресло к привычному месту возле очага…

Добавленная информация: Пьер Бон-Бон, известный философ и человек необычных склонностей, был изгнан из своего дома после жалоб соседей. Оказавшись в заброшенном доме во время бури, он устроил себе уют у очага, закрывшись от холода и лютого ветра. В это время сквозь трещины в стенах дома врывались струи снежной бури, беспорядочно шевеля постелью и своим манускриптами. Все это создавало зловещую и таинственную атмосферу вокруг философа. Повлияло ли это на его дальнейшие мысли и решения? Это остается неизвестным. Но одно можно сказать наверняка - Пьер Бон-Бон остался одиноким и погрузился в свои обычные размышления о высших понятиях и метафизических взаимосвязях.

Читать бесплатно онлайн Бон-Бон - Эдгар Аллан По

То обстоятельство, что Пьер Бон-Бон был restaurateur[2] необычайной квалификации, не осмелится, я полагаю, оспаривать ни единый человек из тех, кто в царствование ~~~ посещал маленькое Cafe в cul-de-sac Le Febvre[3] в Руане. То обстоятельство, что Пьер Бон-Бон приобрел в равной степени сноровку в философии того времени, я считаю еще более неоспоримым. Его pвtes а la foie[4] были несомненно безупречными, но где перо, которое воздаст должное его эссе sur la Nature[5], – его мыслям sur l’Ame[6], его замечаниям sur l’Esprit[7]? Если его omelettes[8], если его fricandeaux[9] были неоценимыми, то какой litterateur[10] того времени не дал бы за одну «Idee de Bon-Bon»[11] вдвое больше, чем за весь хлам «Idees»[12] всех остальных savants[13]? Бон-Бон обшаривал библиотеки, как не обшаривал их никто, – читал столько, что другому и в голову не могла бы закрасться мысль так много прочитать, – понимал столько, что другой и помыслить не мог бы о возможности столь многое понимать. И хотя в Руане, в эпоху его расцвета находились некие авторы, которые утверждали, будто его dicta[14] не отличается ни ясностью Академии, ни глубиной Ликея, хотя, заметьте, его доктрины никоим образом не были всеобщим достоянием умов, отсюда все же не следует, будто они были трудны для понимания. По-моему, именно по причине их самоочевидности многие стали считать их непостижимыми. Именно Бон-Бону – однако не будем продвигаться в этом вопросе слишком далеко, – именно Бон-Бону в основном обязан Кант своей метафизикой. Первый из них на самом-то деле не был платоником, не был он, строго говоря, и последователем Аристотеля и не растрачивал, словно некий самоновейший Лейбниц, драгоценные часы, кои можно было употребить на изобретенье fricassee[15] или, facili gradu[16], на анализ ощущений, в легкомысленных попытках примирить друг с другом упрямые масло и воду этического рассуждения. Никоим образом! Бон-Бон был ионийцем – в той же мере Бон-Бон был италийцем. Он рассуждал a priori – он рассуждал также a posteriori. Его идеи были врожденными – или же совсем наоборот. Он верил в Георгия Трапезундского. Он верил в Бессариона. Бон-Бон был ярко выраженным… бон-бонианцем.

Я говорил о компетенции этого философа как restaurateur. Да не помыслит, однако, кто-либо из моих друзей, будто, выполняя унаследованные им обязанности, наш герой страдал недооценкой их важности или достоинства. Отнюдь нет. Невозможно сказать, какая из сторон его профессий служила для него предметом наибольшей гордости. Он считал, что силы интеллекта находятся в тонкой связи с возможностями желудка. И, в сущности, я не стал бы утверждать, что он так уж расходился с китайцами, которые помещают душу в брюшную полость. Во всяком случае, думал он, правы были греки, употреблявшие одно и то же слово для обозначения разума и грудобрюшной преграды[17]. Говоря все это, я вовсе не хочу выдвинуть обвинение в чревоугодии или какое-либо другое серьезное обвинение, в ущерб нашему метафизику. Если у Пьера Бон-Бона и были слабости – а кто из великих людей не имел их тысячами, – если, повторяю, Пьер Бон-Бон и имел свои слабости, то они были слабостями незначительными, – недостатками, которые при другом складе характера рассматривались бы скорее как добродетели. Что касается одной из этих слабых струнок, то я бы даже не упомянул о ней в своем рассказе, если б она не выделялась с особой выпуклостью – наподобие резко выраженного alto rilievo

Вам может понравиться: