Глава 1. Могила среди звёзд.
Туман над Невой стелился, как дым от потухших вселенских костров – призрачный, зыбкий, будто сотканный из забытых снов. Он скользил по мокрым булыжникам набережной, обволакивал старинные фонари, превращая их в тусклые луны, затерянные в серой пелене. Туман превращал город в не реальный, а как бы нарисованный небрежными мазками – будто акварельный набросок, в котором очертания домов становились зыбкими и растворялись в сумраке, а звуки гасли, так и не успев родиться.
В кабинете уголовного розыска на Литейном горела одинокая лампа. Её свет, жёлтый и дрожащий, пытался пробиться сквозь туман, как луч маяка в штормовую ночь. За столом сидел Евгений Шляпников – человек‑парадокс, детектив‑изгой. Его силуэт тонул в полумраке, лишь изредка выхватываемый вспышками света пролетающих летающих машин за окном – словно фрагмент старой киноплёнки, застрявший в проекторе.
В зубах, как обычно, – сигарета; в руке – чашка остывшего кофе. Он затянулся, выдохнул дым в полумрак, и тот расплылся, словно ещё одно призрачное отражение города – полупрозрачное, изменчивое, готовое растаять от малейшего дуновения. Кашель вырвался резко, хрипло – Шляпников прижал кулак ко рту, поморщился. Звук был сухим, как треск ломающихся веток, и на миг заглушил даже монотонный стук дождя по подоконнику.
«Опять куришь?» – раздался женский голос в телефоне.
«А что ещё остаётся?» – бросил он, отсоединяясь.
Его первая жена, Анна, улетела во второй раз на Марс – «за мечтой», но безвозвратно. Теперь космос для Шляпникова стал могилой, украшенной бриллиантами звёзд – холодным, безмолвным пространством, где её смех, её голос, её тепло растворились в вечности. Он смотрел на небо, и ему казалось, что звёзды – это осколки её души, разбросанные по чёрному бархату Вселенной.
«Все мы – убийцы своих близких», – прошептал он. – «Только одни убивают ножом, другие – молчанием, третьи – мечтами о далёких мирах. Я не спас её. Не удержал. Не сказал: „Останься“. Я думал, что любовь – это свобода. А оказалось – это страх потерять. И теперь я теряю всех: Анну, Ларису, себя. Потому что без них я – лишь отражение в разбитом зеркале. Моё лицо – осколки, мои мысли – трещины, мои чувства – пыль, которую ветер уносит в никуда».
На столе – песочные часы. Песок струился вверх, вопреки законам физики, как будто время здесь текло вспять, пытаясь вернуть то, что уже потеряно. В абсолютной тишине комнаты было слышно, как песчинки одна за другой стукаются о стекло. Тик… тик… – будто невидимый механизм отсчитывал секунды. Когда Шляпников прикасался к стеклу, видел вспышки чужих воспоминаний – яркие, как молнии, и такие же мимолетные.
Рядом – пепельница, переполненная окурками, подобная кладбищу маленьких серых надежд, и уже вторая чашка кофе – символ замершего времени.
За окном дождь усиливался. Капли стучали по стеклу, как пальцы невидимого барабанщика, отбивающего ритм чужой судьбы. Шляпников широко распахнул глаза. В отражении окна он увидел себя – сероглазого мужчину с резкими чертами лица – и почувствовал себя ещё более подавленным.
.«Кто ты?» – задал он сам себе вопрос.
«Я – тот, кто не успел», – услышал ответ
Дым поднимался к потолку, смешался с туманом, превратившись в ещё одну призрачную нить, связывающую его с прошлым. Кашель сдавливал грудь, но на этот раз он не стал прижимать кулак к губам. Вместо этого он медленно выдохнул, выпуская из себя последние остатки боли.
