Семя Элизиума

Когда-то люди смотрели на звезды, чтобы выжить в суровом, диком мире, наполненном опасностями. Небесный свод становился для них картой, по которой древние прокладывали свой путь сквозь тернии существования. Затем, с течением времени, они начали обращать взгляд к небу, чтобы отыскать там отпечатки божественных пальцев, следы высших сил, способных оправдать их поступки и указать момент, когда зерно должно лечь в почву. Спустя тысячелетия человечество взглянуло на звезды иначе – как на колоссальные сферы раскаленного газа и пульсирующей плазмы, танцующие в пустоте вокруг друг друга в бесконечном космическом балете.

Но как бы ни менялся ход времени и идей, неизменным при взгляде на бескрайние просторы небосвода оставалась надежда – одинокая свеча, мерцающая во тьме бытия. Надежда на выживание, на благосклонность могущественного Существа, на разгадку великой тайны собственного предназначения. Надежда на то, что где-то там, среди холодного безмолвия космоса, теплится иная жизнь. Увы, любой свече, как бы ярко она ни горела, рано или поздно приходится погаснуть.

Леденящий ветер пробежался по моему телу, заставив непроизвольно задрожать и оторваться от созерцания усыпанного алмазной крошкой неба. Впрочем, для меня оно всегда казалось одинаковым – просто очередной фрагмент космической карты, не вызывающий трепета. Звезды представляли для нас, имаго, исключительно практический интерес. Эти пылающие гиганты были не более чем батареями, питающими наши космические корабли, снабжающими энергией машины и перевалочные базы на земных планетах. Вся архитектура нашего общества основывалась на поглощении звездной энергии – это обеспечивало выживание нашего вида, пусть даже и ценой увядания менее Безупречных рас.

Имаго всегда относились к человеческой расе с прохладным безразличием ученого, изучающего примитивный организм. Для нас люди представляли не большую ценность, чем личинки бабочки, еще не раскрывшей свои крылья. Не в обиду людям, конечно. Мы называли их личинками не из пренебрежения, а признавая их истинную природу в великой цепи эволюции. В конце концов, все имаго произошли из этих личинок. Человек счел бы такое поведение кощунственным и неблагодарным – ведь люди опутаны паутиной морали, как мухи в силках паука. Большинство имаго же даже не помнили значения этого слова – «мораль». Для нас такие метаморфозы – лишь естественный ход эволюции, исполняемый под музыку времени.

Чем больше мы теряли с течением звездных циклов человеческие рудиментарные черты – тем совершеннее становились. Так провозглашали Безупречные – те, кто полностью выжег из своей памяти клеймо прошлого и стал образцовым имаго: интеллект, превосходящий возможности квантовых компьютеров, тело, способное противостоять вакууму космоса, уникальная в своем роде красота, заставляющая замирать сердца, неуязвимость перед лицом времени… Они воплощали в себе совершенство, словно высеченное из звездного света. Лига Безупречных, подобно безупречному механизму, управляла нашим обществом, устанавливала законы и правила, которым мы следовали с той же неизбежностью, с какой планеты следуют своим орбитам. Всех рабочих имаго такая модель в общем-то устраивала – мы были винтиками в великой машине прогресса. Мы трудились на благо нашего общего будущего, движимые мечтой однажды стать Безупречными и возродить наш потерянный рай – Элизиум, превращенный в пепел яростью квазара.