На берегах Невы

Автор

Страниц

105

Год

2024

Период Октябрьской революции и последующие годы существенно изменили судьбы людей, в особенности тех, кто был связан с искусством — писателей, музыкантов и художников. Воспоминания Ирины Одоевцевой (1895–1990) помогают восстановить образы выдающихся представителей Серебряного века, таких как Анна Ахматова, Андрей Белый, Александр Блок, Осип Мандельштам, Зинаида Гиппиус, Фёдор Сологуб и многие другие. Как одна из мемуаристок первой волны русской эмиграции, Одоевцева выступает в роли свидетеля значимых исторических событий, и вместе с другими литераторами размышляет не только о собственной судьбе, но и о будущем всей России.

Эта эпоха в Российской Федерации была временем огромных перемен, когда старые устои рушились, а вместо них начинались новые принципы и идеалы. Искусство и литература играли ключевую роль в этой трансформации, отражая внутренние переживания и конфликты самой страны.

Мемуары Одоевцевой служат важным источником информации о культурной жизни того времени, позволяя читателям заглянуть в сердца и умы людей, стоявших у истоков современного русского искусства. Каждый из её рассказов — это окно в мир, где радости и печали, надежды и разочарования пересекаются, создавая многогранную картину русской интеллигенции.

В дополнение к личным переживаниям, её воспоминания содержат глубокие размышления о судьбах людей, которые были вынуждены покинуть свою родину, как репатрианты, ставшие частью мировой культуры. В конце концов, этот объемный архив представляет собой не только историческую справку, но и уникальное художественное произведение, которое продолжает вдохновлять и привлекать внимание исследователей.

Книга издана в формате PDF A4, сохраняя издательский макет и оформление, что делает её удобной для чтения и изучения.

Читать бесплатно онлайн На берегах Невы - Ирина Одоевцева

Предисловие

Это не моя автобиография, не рассказ о том,

Какой я была,

Когда здесь на земле жила…[1]

Нет. И для меня: «Воспоминания, как острый нож они».

Ведь воспоминания всегда regrets ou remord[2], а я одинаково ненавижу и сожаление о прошлом, и угрызения совести.

Недаром я призналась в стихах:

Неправда, неправда, что прошлое мило.

Оно как разверстая жадно могила,

Мне страшно в него заглянуть…

Нет, я ни за что не стала бы описывать свое «детство, отрочество и юность», своих родителей и, как полагается в таких воспоминаниях, несколько поколений своих предков – все это никому не нужно.

Я пишу не из эгоистического желания снова окунуться в те трагические, страшные и прекрасные, несмотря на все ужасы, первые пореволюционные годы.

Я пишу не о себе и не для себя, а о тех, кого мне было дано узнать «на берегах Невы».

Я пишу о них и для них.

О себе я стараюсь говорить как можно меньше и лишь то, что так или иначе связано с ними.

Я только глаза, видевшие их, только уши, слышавшие их.

Я одна из последних, видевшая и слышавшая их, я только живая память о них.

Авторы воспоминаний обыкновенно клянутся и божатся, что все, о чем они рассказывают, – чистейшая, стопроцентная правда – и тут же делают ошибки за ошибками.

Я не клянусь и не божусь.

Очень возможно, что и у меня найдутся ошибки и неточности. Я совсем не претендую на непогрешимость, граничащую со святостью.

Но я утверждаю, что пишу совершенно честно и правдиво.

Многих удивляет, что я так точно, так стенографично привожу слова и разговоры. Как могла я все так точно запомнить? А не сочиняю ли я их? Нет ли в моих воспоминаниях больше Dichtung, чем Warheit? [3]

Но положа руку на сердце я ничего не сочиняю и не выдумываю. Память у меня действительно прекрасная. Я помню слово в слово то, что слышала сорок – и даже больше – лет тому назад.

Впрочем, по-моему, в этом нет ничего поразительного. Спросите кого-нибудь из ваших пожилых знакомых, как он держал выпускные экзамены или как шел в первый бой, и вы получите от него самый – до мелочей – точный ответ.

Объясняется это тем, что в тот день и час внимание его было исключительно напряжено и обострено и навсегда запечатлело в его памяти все происходившее.

Для меня в те годы каждый день и час был не менее важен, чем экзамен или первый бой.

Мое обостренное, напряженное внимание регистрировало решительно все и на всю жизнь записало в моей памяти даже незначительные события.

Все же приведу пример моей памяти.

Как-то, совсем недавно, я напомнила Георгию Адамовичу о забавном эпизоде его детства. Он и его сестра Таня «выживляли» большого игрушечного льва, по утрам потихоньку вливая ему в пасть горячий чай и суя в нее бутерброды. До тех пор, пока, к их восторгу, лев не задергал головой и не «выживился». Но тут-то он и лопнул пополам и залил ковер своим содержимым.

Георгий Адамович, сосредоточенно сдвинув брови, слушал меня.

– Что-то такое было… Мы действительно, кажется, «выживляли» льва, – неуверенно проговорил он. – Да, да! Но, скажите, откуда вам это известно?

– Как откуда? Ведь вы сами рассказывали мне о «выживлении» картонного льва в июле 1922 года у вас на Почтамтской, и как вы впервые были с вашей француженкой в Опере на «Фаусте» и она, указывая на Мефистофеля, вздохнула: «Il me rappele mon Polonais!»

Продолжить чтение

Вам может понравиться: