Зона отчуждения

Четырнадцатый тупик носил гордое имя «улица Железнодорожная», а четыре вагона сизо-зеленого цвета звучно именовались домами.

Николай жил в последнем вагоне, загнанном в тупик до упора. Там скапливалась вся грязь, а осенью тропинка вдоль вагонов, на которых вместо «Москва – Уфа» значилось «ул. Железнодорожная», превращалась в небольшое болото. В мутные окна просвечивали номера «домов».

Николай поднялся по скрипучим ступеням деревянного крыльца и вошел в свой тамбур. Во второй половине вагона, куда вел противоположный тамбур, жил его школьный друг Петр, который постоянно заходил в гости после работы.

Николай закрыл за собой дверь, разулся и прошел в «квартиру» – половину вагона, поделенную на кухоньку, спальню матери и небольшой зал, где Николай ночевал, устроившись на сохранившейся нижней полке. Сейчас на «диванчике» сидела мама, постаревшая раньше времени, и смотрела телевизор, не отрываясь от вязания.

– Явился! – завела она старую пластинку, – в доме опять есть нечего, а он по помойке шляется, железяки подбирает! И не надейся – золота там точно нет!

Николай, не обращая внимания, привычно сбросил потертый серый плащ с большими карманами, в которые помещались не только руки, но и еще много чего полезного. Он придвинул столик и стал выгребать из карманов свои находки: гайки, болты, большую скобу из латуни, несколько шариков от подшипников, почти не тронутых ржавчиной. Горка на столе росла. Мать ворчала. Николай не обращал внимания.

Когда карманы опустели, и плащ занял привычное место на спинке стула, Николай стал придирчиво рассматривать добычу. Почти сразу гайки находили свои болты, шарики отправились в отдельную коробку, где их накопилось уже штук сорок. Самое пристальное внимание Николай уделил латунной скобе. Она тускло поблескивала в свете заходящего за окном солнца. Непонятно, для чего она предназначалась в прошлом, но в будущем Николай обязательно найдет ей применение – в этом не было никаких сомнений.

Мать медленно поднялась и направилась к холодильнику:

– Сколько я тебя, дармоеда, еще кормить буду?! Это ж немыслимо – вдвоем на одну пенсию жить!!! А ты – ни копейки в дом! Только железяки всякие!!! Уже весь дом ими завален, а ты все тащишь и тащишь!!! Хоть бы на металлолом сдавал, так нет же – все под кровать! Куда они тебе?!

– Мама! – перебил ее Николай, – ты ведь знаешь, что в седьмом тупике?

– Знаю, – устало согласилась она. В седьмом тупике с незапамятных времен стоял громадный паровоз, некогда выкрашенный в ту же зеленую краску, что и вагоны на улице Железнодорожной. Поговаривали, что он стоял там еще до того, как вагоны стали называть домами, а тупик – улицей. Мама и сама в детстве любила там поиграть в машиниста бронепоезда.

– А ты знаешь, что он настоящий?!

– Он всегда там стоял…

– Потому, что никто не хотел на нем ехать! – перебил Николай, – кроме детей.

– Ты его и с места не сдвинешь, – проворчала она, – да и куда ты на нем поедешь?!

– Не знаю, – хмуро ответил Николай.

– А я знаю! – всхлипнула мама, – в психушку! Вот куда!!!

В дверь постучали, и, не дожидаясь приглашения, ввалился Петр – румяный, запыхавшийся, в синей спецовке сортировочной станции, на груди которой значилось: «Петр Васнецов. Машинист II кат.»

Все, кто жил на Железнодорожной улице, работали на сортировочной станции. Поезда давно отошли в прошлое, как дорогие и нерентабельные механизмы. Теперь их заменила СВТ – система вакуумной транспортировки. Рядовые работники просто сортировали контейнеры для отправки, стараясь отправить каждый раз не больше и не меньше допустимой массы грузов. Петру же посчастливилось дослужиться до машиниста маневровки – он подводил готовые составы к нужным шлюзам СВТ и осторожно загонял их в трубу. Работа сложная и ответственная, но желающих занять привилегированное место было хоть отбавляй. Поэтому на работе Петр был сосредоточен и никого к себе не подпускал. Зато после смены он выпивал сто грамм и лучился счастьем.