По своему хотению

Царевна опять грустила. Собственно говоря, в этом не было ничего удивительного: ее звали Царевна-Несмеяна именно потому, что она никогда не веселилась. Но сегодняшняя грусть была какой-то особенно тоскливой и тягучей – скорее всего, от наступившей зимы. Не помогли даже отборные тирамису с замороженными йогуртами, которые царь заказал специально на обед из самой модной нынче харчевни «Федькина деревня».

Но самое неприятное состояло в том, что худшее еще было впереди: грусть Несмеяны становилась особенно непереносимой перед Новым годом, когда все вокруг веселились, а самым несчастным человеком в царстве была она. Дело дошло до того, что Царь Берендей Четырнадцатый уже начал поговаривать о переносе Нового года на сентября, как было, с исторической точки зрения еще совсем недавно. Новый календарь, по примеру зарубежных государств был введен его дедом, что, в общем-то, только приветствовалось всеми подданными, которые предпочитали ликовать и веселиться после окончания сельскохозяйственного сезона.

И вот теперь, вздохнула Несмеяна, исключительно из-за черной немочи единственной царской дочери и наследницы, не только летоисчисление, но и вся экономика державы может претерпеть не самые лучшие изменения. А во всем будет, виновата лишь она.

Последовавший вслед за этой мыслью печальный вздох, был таким громким, что сидевший до этого в задумчивости царь аж подпрыгнул на своем троне.

– Что, опять? – с отчаянием спросил он, переводя взгляд с дочери на няньку Меланью и обратно.

– Опять, батюшка, с самого утра, – наябедничала Меланья на воспитанницу. – Три раза плакала, два раза хныкала, один раз рыдала.

– Эх, пороть ее надо было, – пожалел Берендей и с досадой бросил ложку. – Да царица – покойница не позволяла, а потом и как-то конфузно стало бить девку, что люди скажут? Что монарх великой державы тиран и самодур, который с единственной дочерью справиться не может, иначе, чем розгами? Нет, Малашка, разъясни ты мне, какого рожна ей не хватает? Дворец – полная чаша, держава – наибогатейшая, развлечений – пруд пруди. Вон, специально для нее зодчего аж с самой Италии выписали Луна-парк построить, а она все не смеется, и не смеется. По королевскому обмену в Голштинию ездила, у дочки персидского шаха отдыхала, а все плачет, да плачет. И лекарям показывали и бабки заговор делали, а все попусту. Ну, что с ней происходит?

– Ох, батюшка, темная вы личность, – разомкнула, наконец, уста царевна. – Мне психоаналитик говорил…

– Кто говорил? – не понял царь.