Я всё смогу!

– Мамочка, не надо! Мама, мне больно!

– Что ты сделала с моей курткой, крыса? – спросила меня мать, приподняв меня над кроватью за волосы.

Плача от боли, я ответила:

– Это папа… Папа перешил куртку на меня.

– А, ясно.

И кинув меня на кровать, куда-то опять пьяно шатаясь, ушла. Я сжалась в клубочек и тихонько плакала. А затем уснула.

Я плохо помню своё детство. Отрывками. Помню, как я проснулась, а дома никого нет. Мне было очень страшно, я стояла и плакала, а родители всё не шли и не шли. И тогда, наверное, от отчаяния, я схватила топор и стала рубить входную дверь. А потом легла и плача уснула. Помню, что с детского сада забыли забрать, и я ночевала со сторожем. Отец пришёл за мной утром. Я не помню, чтобы я злилась на него. Я рада была ему. Помню, как маму поехали в город встречать, она уезжала куда-то. Лил дождь, мы ждали маму на вокзале. Но её не было. Мы съездили к бабушке, думали она там. Но и там её не было. Домой мы вернулись поздно вечером. Оказывается, мать вернулась раньше и пила у соседки. Мне она тогда привезла джинсы.

Я не помню, чтобы мама меня собирала в школу. Я даже не знаю, вовремя ли я приходила в школу. С 1 по 3 класс я училась во вторую смену. Помню, собрав свой портфель, и надев, что было, стала искать обувь. Нашла туфельки лакированные. Я помню, как мы их покупали. Вместе с папой и мамой на грузовой машине ездили на рынок за туфлями. Было жарко, ноги потели и туфли еле налезали, но это была такая ерунда. Ведь они были такие замечательные. Блестящие лакированные черные туфельки. А ещё у них был каблучок, и цокали они также как каблуки у взрослых. Но это было так давно, а сейчас у них стёртая подошва, вернее половины подошвы совсем нет. Ну и ладно, на улице тепло и сухо, так что можно одеть. И я побежала в школу.

После школы я обычно ходила на остановку, где проезжал мимо папа. Если четырёхлетняя сестрёнка была дома одна, то я забирала её с собой. Папа у меня был водителем на ЗИЛе. И я ждала его там, а вдруг он проедет. Иногда он проезжал и забирал меня, и мы с ним катались до вечера. Иногда я не дожидалась его и шла либо домой, либо к нему на работу. Мне было 7 лет, но даже для семилетнего ребёнка это было далеко. Я очень любила кататься на машине, мы с сестрой пели песенки, рассказывали стихи, потом сестра обычно засыпала, а я все продолжала смотреть в окно. Вечером мы вместе шли домой. Из сумки отец нам доставал подарок, как он говорил, от зайчика. И это была самый вкусный хлеб, чай. Подумаешь холодный, главное от зайчика. Я любила, когда мы вечером все вместе садились ужинать. Папа рассказывал маме, что было на работе, а мы сидели и слушали.

Как-то ночью я проснулась от криков. Я вскочила и увидела, что отец душит мать. Отец был голый. Мать прохрипела:

– Оля, позови соседей.

Я выбежала в коридор, стала стучаться ко всем соседям, но никто дверь не открывал. Я зашла обратно домой, стала плакать и уговаривать папу, чтобы он отпустил маму. Но он только ухмылялся пьяной улыбкой. Матери удалось вырваться, и мы выбежали из дома. Стояли внизу в подъезде, прислушиваясь, выйдет отец или нет. Было холодно. Я дрожала то ли от холода, то ли от страха. Что дальше было я не помню. Мне тогда было лет пять.

Помню момент, как я спряталась под кроватью, а пьяные родители под одеялом занимались сексом. Они видели, что я там сижу. Однако им было всё равно.