Падение Куракина

Глава 1: Камень с неба и камень на душе

Зареченск. Город, словно выдохнувшийся и застывший где-то на переломе девяностых. Кривые улочки с покосившимися деревянными домами чередовались с серыми пятиэтажками-«хрущевками», чей облупившийся бетон был похож на старую кожу. Воздух пах пылью, бензином от вечно чихающих «жигулей» и вечной же безысходностью.

Степан Куракин плелся по знакомой дороге от автовокзала. Плечи горели после двенадцатичасовой смены разгрузки вагонов на станции. Работа тяжелая, грошовая, но хоть какая-то. Руки, привыкшие к грузу, болтались плетьми – сегодня был особенно тяжелый день, завалили углем. Лицо его, не старое еще – двадцать пять всего – но уже обветренное и усталое, было неподвижно. Только глаза, серые и глубоко посаженные, смотрели куда-то сквозь дорогу, сквозь время, туда, где не было ни угольной пыли, ни вечного гула неисправных холодильников в их «двушке» на четвертом этаже, ни тягостного молчания за столом с отцом.

Отца… Николай Куракин. Когда-то неплохой слесарь, а теперь – живой памятник собственному поражению. Бутылка стала его единственной отрадой после смерти жены, матери Степана. Сын давно перестал ждать от него чего-то, кроме кислого перегара да редких вспышек пьяной агрессии. Дом не был домом. Он был склепом, где двое мужчин тихо ненавидели обстоятельства и, возможно, друг друга, но не хватало духу разорвать эту порочную связь.

Степан свернул к своему подъезду, но вдруг остановился. Из открытого окна первого этажа доносился сдавленный плач и голос старушки Марфы Семеновны, их соседки. «…да куда же вы денетесь, милок? Кредит же… крыша течет… пенсии не хватает…» – всхлипывала она в телефонную трубку. Степан замер. Он знал, что сын Марфы Семеновны, «удачливый» предприниматель из областного центра, давно забыл дорогу в родной дом. Степан потрогал в кармане последнюю пятисотрублевку – деньги на хлеб и макароны до получки. Он тяжело вздохнул, развернулся и зашел в крошечный магазинчик «У Люды». Через пять минут он стучал в дверь Марфы Семеновны.

«Бабонька, держите, – он протянул ей пакет с гречкой, тушенкой и пачкой дешевого чая. – В долг дали, у меня пока лишнее». Старушка, с красными от слез глазами, смотрела на него с таким немым благодарным ужасом, что Степану стало неловко. «Степа… родной… да как же я…» – залепетала она. «Да ладно вам, – он махнул рукой, стараясь говорить бодро. – Поправитесь, вернете. Всего доброго». Он ушел быстро, не дожидаясь новых слез. В кармане гулял ветер. Теперь ужин – чай и хлеб. И молчаливый, осуждающий взгляд отца. Но в груди почему-то стало чуть легче. На миг.

Вечер был унылым, как всегда. Отец дремал у телевизора, бутылка пива на столе. Степан сидел на кухне, грызя хлебную корку и глядя в закопченное окно. На душе – тот самый камень, тяжелый и холодный. Камень безысходности. Он мечтал? Конечно. Как любой парень. Улететь отсюда. Стать кем-то. Сделать что-то важное. Но реальность была как бетонная стена. Зареченск засасывал. Он чувствовал, как медленно, но верно превращается в своего отца – озлобленного, пьющего, проигравшего. Мысль была настолько страшной, что он резко встал. «Пойду… подышу», – бросил он в пространство. Отец хмыкнул что-то невнятное.

Он вышел за город, на старую заброшенную свалку за железной дорогой. Здесь было тихо и пустынно. Можно было крикнуть, и никто не услышит. Можно было просто сесть на ржавый каркас от «москвича» и смотреть на редкие звезды, пробивающиеся сквозь дымку городского света. Он смотрел вверх и чувствовал, как камень на душе давит все сильнее. Бежать? Куда? Чем платить? Что умеет? Только спину гнуть.