Глаза – мера, душа – вера, совесть – порука.
(с) Русская пословица
Ещё один тысячелетний дуб начал чахнуть. Староста стоял под сенью огромного древа, уперев руки в бока, и хмуро созерцал буреющие волнистые листья. Люд деревенский чуть поодаль топтался, напастью встревоженный.
Кузнец да мельник к старосте подошли, рядом встали, тоже хмурятся.
– Совсем дело худо, – молвил кузнец.
– Уже и колосья вдоль межи жухнуть начали, – посетовал мельник.
– И волхвы1 молчат, – обеспокоенно подметил староста, почёсывая русую бороду.
– К Лешему пусть идут волхвы, – ответил мельник.
– Так ходили уж, – вздохнул кузнец. – И подношение делали, и песнь пели призывную, просили совета-оберега. Не вышел к ним Леший…
– Небось, ушёл из леса нашего, – боязливо предположил мельник.
– Типун тебе на язык! – строго одёрнул староста. – Отчего ж ему лес наш бросать? Мы люди честные, порядочные, подношения делаем. Охранителя нашего уважаем и прочим Духам всегда на поклон идём. Нет, что-то тут не ладно…
– Грустно, батюшка, – раздался откуда-то детский голос.
Из-за необъятного ствола вышла девочка, семь зим отроду, в длинную рубашонку одетая да босая.
– Любаша? – удивился староста. – А ты почто здесь?
– Дубочку плохо, – произнесла девочка, протягивая бурый скукоженный лист.
– Знаю, милая, – вздохнул староста, опускаясь перед дочерью на колено. – Вот мы и стоим тут, голову ломаем, уразуметь пытаемся, отчего беда такая приключилась.
– От корней идёт, – внезапно заявила Любаша и ткнула пальчиком вниз, под ноги. – Силу кто-то забирает у леса. А дубок большой – ему много надо, не хватает теперь.
– А дочь-то твоя, похоже, правда ведуньей растёт, – усмехнулся кузнец.
Подношение Лешему делали возле огромной древней сосны. Рядом с ней пень старый берёзовый был – давным-давно то дерево срубили, пень большущий остался, плоский, что столец лесной. Вот на него угощение и клали: лепёшки толстенькие али пирога щедрый кусок, молока ли кваса хлебного кувшин, сметанки али творога крынку – кто чем богат.
Любаша принесла две ячменные лепёшки, завёрнутые в полотенце, и кувшинчик молока. Поставила аккуратно всё на пень. А сама укрылась за кустом дикой жимолости, улеглась в траве густой, чтоб никто не разглядел. «Вот придёт Леший, а я к нему сразу с поклоном – не отвертится», – подумала девочка. Поёрзала, устраиваясь поудобнее.
Да и задремала так.
Проснулась от звука, что крышечка у кувшинчика звякнула. Девочка тут же встрепенулась и сквозь ветки присмотрелась.
Под деревом возле пня устроился рыжий парень. Весь взъерошенный, рубаха перелатанная подпоясана куском верёвки, и штаны такие же – в заплатках все, ноги босые землёй лесной перепачканы. Парнишка, тем не менее, был весел, и с явным удовольствием уплетал лепёшки, запивая их молоком из кувшина.
– Эй! – возмутилась Любаша, выскакивая из укрытия.
Парень замер с куском во рту.
– Это не тебе! – возмутилась девочка, сурово нахмурив брови.
Рыжий вынул изо рта надкушенную лепёшку, озадаченно на неё посмотрел и спросил:
– А кому?
– Лешему, охранителю нашему. Я его здесь жду.
Парень тут же расслабился.
– Ну тогда всё ладно, – облегчённо ответил он и закинул лепёшку обратно в рот.
Любаша вздохнула так, как это делают взрослые, если кто из детей неразумных набедокурит.
– Ладно, принесу ещё раз, – решила она. Подошла ко пню, взобралась на него и уселась на краешке, принялась постукивать босыми пятками по коре.
