Спаси меня

Если твоя мечта – спасти людей,

то моя мечта – это только ты.

Мосян Тунсю

Пролог

Огонь. Огонь повсюду. Всполохи взмывают в небесную высь, а снопы искр кружатся, словно светлячки в ночи. На эту стихию можно было бы смотреть вечно, если бы не удушливый запах гари, который отравляет лёгкие и заставляет горло сжиматься в спазме. Дым заволакивает улицы, делая мир вокруг призрачным и нереальным.

В области груди ощущается острая боль – не только от нехватки свежего воздуха, но и от скорби. На землях нашего государства повсеместно зажигают поминальные костры, на которых сжигают тела тех, кто был нам дорог. Чёрный дым от костров сливается с серым небом, создавая атмосферу безысходности. Наш народ страдает от страшного мора, пришедшего с западных земель, где он опустошил целые деревни.

Со всех сторон раздаются скорбные стенания. Женщины, дети, старики и взрослые мужи проливают горючие слёзы по своим близким. Ужасное бремя выпало на нашу долю. В эту ночь языки пламени отражаются в зрачках каждого, добавляя блеска в потухшие от горя глаза. Люди собираются вместе, чтобы поддержать друг друга, но даже их объединённые молитвы не могут развеять сгустившуюся тьму.

Мы молимся Единому денно и нощно, но он, кажется, глух к нашим словам, будто небесная кара постигла нас всех. Я закрываю глаза, меня сковывает спазм, и я давлюсь от приступа кашля. Он настолько силён, что слёзы по мёртвым проливаются с двойной силой, оставляя на щеках солёные дорожки, разъедающие потрескавшуюся от мороза кожу.

Говорят, что самая тёмная ночь перед рассветом. Но не сегодня. Сегодня кажется, что тьма поглотит нас навсегда.

В этой кромешной тьме изредка мерцают тусклые огни факелов в дрожащих руках. Их пламя колеблется на холодном ветру, отбрасывая причудливые тени на почерневшие от копоти лица. Женщины в траурных одеждах причитают над останками, их голоса сливаются в единую погребальную песнь. Дети жмурятся от едкого дыма, прижимаясь к родичам, в их глазах читается непонимание и страх.

Старики, чья память хранит ещё светлые времена, качают головами, вспоминая минувшие дни. Их морщинистые руки сжимают края рукавов, морщинистые губы уже не шепчут привычных слов. Взрослые мужи, ещё недавно сильные и уверенные, теперь сгорбились под тяжестью утраты, их взгляды потухли, а в глазах читается безысходность.

Где-то вдалеке слышен набат, но его жуткий звон тонет в общем гуле скорби. Птицы покинули эти места, и только карканье ворон нарушает тишину между причитаниями. Земля под ногами остывает от жара бесчисленных погребальных костров, а небо затягивается тяжёлыми свинцовыми тучами, будто само мироздание оплакивает случившееся.

Кто-то дернул меня за подол сарафана. Я опустила взгляд и увидела маленькую девочку с грязным лицом и заплаканными глазами. Она крепче сжала в своих маленьких кулачках мою одежду и пискнула:

– Государыня, помоги! Где моя матушка? Она была больна, спасите ее…, – прошептала малышка, дрожа от страха.

Мое сердце жалость от скорби, разрывающее его на мелкие осколки. Слезы вновь полились ручьем. Я не смогла сдержать рваного вздоха. Во мне умерла надежда, и на ее месте поселилась ледяная пустота, грозившая поглотить все светлое, что еще оставалось.

– Твоя… матушка… отправилась к Моране. Она там, где спокойно и легко. Я знаю, что никакие слова не смогут сейчас утешить тебя, но помни, что она всегда будет жить в твоем сердце. Я уверена, она была замечательной женщиной, – моя рука дрогнула, но я погладила девочку по голове. – Где твой отец, кроха?