Гамбит. Пешки ходят первыми

Пять лет назад…

Мерзкая песенка о звенящих бубенцах в исполнении детского хора уже пару недель доносилась из каждого устройства, способного генерировать звуки, и в наступивший канун Рождества грозила свести с ума еще сохранивших здравый рассудок. В массовой истерии предстоящего празднества степень адекватности рассчитывалась в прямой зависимости искренности восторгов от песнопений у любого, уже вступившего в половозрелый возраст. Допущения оставались простительны в силу юного возраста лишь детсадовцам и учениками начальной школы. Всем, кого уже коснулся пубертат, а затем затяжной и наименее счастливый период жизни перед встречей с праотцами, наслаждаться сочетанием мелодичных колокольчиков и глупых стишков приравнивалось к сумасшествию. По крайней мере, в Нордэме это бралось за истину.

В лобовое стекло транслировалась анимированная рождественская открытка: объёмные шапки снега на припаркованных машинах, гирлянды на фасадах домов, немного подтаявший и покосившийся снеговик прямо на тротуаре возле пожарного гидранта. Снующие люди в красных колпаках поверх уже нетрезвых голов немного портили пейзаж и в то же время добавляли нотку реалистичности в зализанную до вычурности и притянутую за уши картинку.

С неба густо сыпало еще с обеда. Жирные хлопья скользили по лобовому и налипали на капот пеной взбитых яичных белков. Высунув руку в открытое окно, он зачерпнул пригоршню, словно крал чей-то праздник – утаскивал прямо из-под носа счастливых и обманутых надуманной сказочностью строго приуроченной к определенной дате по сути обычного вечера. Воздушная, как безе, мякоть хрустнула в ладони и оказалась чересчур холодной. На превращение сказки в быль губы тронула ехидная ухмылка. С чувством необъяснимого удовольствия Адам смотрел, как между пальцев стекала обычная вода – даже не вино, учитывая дату. Сжатый комочек снега быстро съёживался и уменьшался, пока не растаял бесследно. Вот так всегда. В очередной раз чуда не произошло. Едва позволив к себе прикоснуться, оно исчезало, оставляя после себя пустоту и холод.

Выйдя из машины, он тут же ступил в лужу растаявшего снега, размочившего собранный у дороги мусор. Разбухший картон и смятые газетные листы неприятно захлюпали, встретившись с подошвой неприлично дорогих для этого райончика ботинок. Зашагав к крыльцу дома, стены которого еще помнили сухой закон и великую депрессию, Адам снова надеялся на чудо – что они не обрушатся едва он окажется внутри.

На заполненной людьми улице он резко контрастировал внешним видом – слишком респектабельным по меркам старого города. Среди работяг из доков, выпивох местных баров и уличной шпаны заблудший мажор виделся чужеродным элементом. От пера искателей легкой наживы спасал лишь везде и всегда узнаваемый облик. Искать себе проблем и связываться с членом семейства Ларссонов желающих не нашлось. Да и о нраве первенца влиятельной и богатейшей семьи Восточного Побережья тоже молва ходила: гайки Адам закручивал намертво одним ударом с правой. Подтверждая слухи, он ненавязчиво сверкнул стволом за поясом, доставая из кармана пачку сигарет. Все же визит в Северный Нордэм требовал особых условий соблюдения безопасности.

Всевышний услышал мольбы, обращенные от одного, как в городе считалось, приближенных – стены дома крепко стояли, когда Ларссон перешагнул порог. Поднявшись по скрипучим ступеням, Адам смахивал растаявшие капли с руки и спешно обтер ладонь о пальто у нужной двери.