Ищейка без прошлого. Голубая яма

Тишина – это не отсутствие звука. Это отдельная материя. Густая, тяжёлая, как нефть в венах.

Он лежал в холодной грязи, вжавшись в склон оврага, и слушал именно её – тишину. Сквозь неё прорывалось лишь редкое потрескивание в наушнике да собственное сердце, отбивающее удары где-то в горле. Запах прелой листвы, пороховой гари от предыдущих выстрелов и чего-то металлического, сладковатого – крови. Не его. Ещё не его.

В прицел ПСО, запотевший от дыхания, плыла грунтовка. В лунном свете она была похожа на грязную ленту, брошенную в степи. По ней должен был пройти конвой. Гражданский. Минивэн и два джипа. Задание было чётким: наблюдение, фотофиксация, уход. Операция «Перевал».

– «Ястреб-1», «Факелу». Статус? – Его собственный шёпот хрипел в ларингофоне.

В ответ – только шипение. Помехи. Нездоровые, глухие, будто кто-то накрыл эфир одеялом. По спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с ноябрьским ветром.

– «Факел», приём. Багира, ты…

Голос в наушниках возник внезапно, перекрывая шум. Искажённый, но до жути знакомый. Женский. Её голос.

– Цель подтверждена. Зелёный свет. Уничтожить.

Он замер. В прицеле всё ещё была пустая дорога. «Уничтожить»? Это… не по протоколу. Не по инструкции.

– Багира, уточни задачу. Я не…

– Приказ прямого приоритета, «Ищейка». Исполнять. – Голос был стальным, без колебаний. Голос автомата.

Адреналин ударил в виски горьким привкусом. Что-то сломалось. Щёлкнуло. Все его инстинкты, отточенные годами, вопили об одном: ловушка.

И в этот миг на дороге вынырнули фары.

Не минивэн. Два грузовика «Урал» с брезентовыми тентами, идущие быстро, без габаритов.

В наушнике – та же густая, смертельная тишина.

Он оторвал глаз от прицела, инстинктивно рванувшись к кнопке на рации, чтобы заглушить этот бред, этот кошмар…

Удар пришёл сзади. Не со стороны дороги, а из тёмной чащи за спиной. Не выстрел. Тупая, сокрушительная сила в районе левой лопатки, сломавшая рёбра, выбившая воздух из лёгких. Он не крикнул. Только ахнул, и мир перевернулся, полетел куда-то вбок, в чёрную жижу на дне оврага.

Земля ударила в лицо. В ушах звенело. Он попытался перекатиться, дотянуться до штурмовки, но тело не слушалось, было тяжёлым и чужим. Сквозь пелену в глазах он увидел чьи-то ноги. Армейские берцы, заляпанные той же грязью. Они медленно, неспешно подошли к нему, остановились в сантиметре от лица.

Последнее, что он успел осознать – странное чувство. Не страх, а дикое, всепоглощающее недоумение. Почему?

Темнота нахлынула не сразу. Сначала она стёрла краски, потом звуки. Последним исчез холодный привкус крови и предательства на языке.

Солнце в Заовражье было особенное – незлое, но безучастное. Оно не грело, а лишь подсвечивало унылую ноябрьскую реальность: голые ветлы, пожухлую траву на покосившихся заборах, серое небо, прилипшее к самым макушкам сосен. Воздух пах дымом из печных труб, прелыми листьями и вечной сыростью от ближнего карьера.

Ратмир Дроздов шёл по границе своего участка неторопливой, размеренной походкой фермера. В руках – не автомат, а секатор. Не для дела, просто чтобы руки не пустовали. Ветхий кирпичный дом позади него молчал глухими, запылёнными окнами. Сарай с просевшей крышей стоял боком, будто отворачиваясь от мира.

Он делал это каждое утро. Обход. Ритуал. Попытка вбить в подкорку новые маршруты, новые ориентиры. Тут – яблоня. Там – столб с обрывком провода. За плетнём начинается ничейный пустырь, поросший бурьяном и ржавым металлоломом.