Вильгельм Щуп: Ставлю свою белейшую пешку на клетку f4!
Ланесса Муньюс: Пешка на e6.
Вильгельм Щуп: Пешка на g4!
Ланесса Муньюс: Ферзь на h4. Шах и мат.
Вильгельм Щуп в порыве гнева сбрасывает рукой шахматную доску со стола. Войска с грохотом разлетаются по керамической плитке.
Вильгельм Щуп размахивая руками: Шахматы – наиглупейшая игра, восхваляемая фанатиками культа безликих рабов!
Ланесса Муньюс: Вам следует научиться проигрывать, господин Щуп.
Вильгельм Щуп: В них нет никакой жизни. Все фигуры идеальны, и любая вина остаётся на плечах руководителя, но в жизни-то всё по-другому!
Ланесса Муньюс: Не огорчайтесь, повезёт в другой раз. Это же всего лишь игра.
Вильгельм Щуп: Это развлечение должно быть правдоподобным! Но какая правда в беспомощном одноклеточном короле и всемогущем ферзе!
Ланесса Муньюс: Мы можем отредактировать для вас правила, если вам так хочется. Будем играть в шахматы, где король ходит во все стороны и на любые расстояния.
Вильгельм Щуп: Нет уж. Этого всё равно недостаточно, чтобы вселить жизни в эту игру. Что за войско, которое не может предать? Что за люди, которые не страшатся врага? Что за личности сидят в слонах – и даже завистливо не посматривают на корону короля? Почему пешки не могут застрелиться, а кони не могут умереть от чумы или голода? – Где жизнь!?
Ланесса Муньюс: Вам нужно успокоиться, вам принести чаю? Или, может быть, предпочтёте кофе с молоком?
Вильгельм Щуп: Ваши развилки меня не устраивают, леди, – несите шампанское!
Ланесса Муньюс: Конечно, пару минут.
Женщина уходит, а мужчина остаётся размышлять о проклятой чёрно-белой игре. Затем мадемуазель возвращается вместе с двумя бокалами прекрасного напитка.
Ланесса Муньюс: Вот, держите, ваше шампанское.
Вальгельм Щуп: Благодарю.
Вильгельм Щуп выпивает всё содержимое бокала за один заход.
Вильгельм Щуп: Ну и мерзость. Лучше бы выпил чаю. Отвратительный вкус.
Ланесса Муньюс: Вам принести чаю?
Вильгельм Щуп: Ты сегодня на редкость щедра на движения в сторону утоления моих желаний. Побережём это стремление на что-нибудь другое. Не надо ничего больше нести, дорогая.
Вильгельм Щуп тяжело вздохнул полной грудью после дегустации омерзительной жидкости.
Вильгельм Щуп: Фух… Вернёмся к этой несчастной игрушке, которую все так уважают.
Ланесса Муньюс: Да, об этой игре знает каждый – и все её любят.
Вильгельм Щуп: Популярность не говорит о значимости или фактическом совершенстве, она лишь просто подчёркивает, что обществу оказалось не наплевать на полную бездарность.
Ланесса Муньюс: Если вы один раз проиграли – это не значит, что игра плохая.
Вильгельм Щуп: Она не плохая – она просто ужасная! В ней нет ничего интересного! Давайте сыграем в шахматы по-настоящему?
Ланесса Муньюс: Хм… Давайте. Оговорите правила и начнём.
Вильгельм Щуп: Как вы знаете, поместье Крахмун приютило в себе два родовых гнезда, семью: жаворонков и сов. К большому сожалению, она не вся в целостности сохранилась до наших дней, но из осколков прошлого и неутомимого потока настоящего – мы можем гипотетически поиграть нашими родственниками.
Ланесса Муньюс: Не понимаю.
Вильгельм Щуп: Вы берёте свою фигуру из прошлого и настоящего – делаете ей шаг в своей истории. Я отвечаю тем же. Смерть родственника при любых обстоятельствах – гибель фигуры на поле боя.
