(Не) Морозко

«Не все золото, что блестит, но только не в Вийморе»

– В соседнем царстве, в болотном государстве жила-была девица, страшная, как лягушка, и злая, как змея, прямо как ты, Айка, которая удачно вышла замуж за царя Хотена Мертвеборца, и стала богатой царевной-лягушкой, а все потому, что умела вкусно готовить, искусно ткать и делать кое-что приятное мужчине, поэтому ты, Павуша, тоже должна этому научиться…

– Побойся Белбога, мать! – воскликнул седовласый худой мужчина, мой отец, и топнул ногой. – Учишь их чему? Хочешь, чтоб по деревне их ославили?

– Вот же разгавкался, пес, – проворчала в ответ тучная чернобровая женщина в красном платке, моя мачеха, и продолжила свой рассказ при свете лучины. – Запомните, девочки, царевичи по деревенским избам не ходят. Они все по болотам да лесам рыщут, охотятся то на зверей, то на нежить, поэтому чаще в безлюдных местах бывайте, да понарядней одевайтесь, когда в Синий лес пойдете…

– Вот же дурная баба! Совсем из ума выжила? – опять перебил мачеху отец и яростно плюнул на пол. – В том лесу зимняя нечисть разорвет их на куски. Нет уж! Пусть лучше дома сидят, чем подо льдом стынут!

– Не слушайте отца, доченьки. Лучше смерть в девичестве, чем жизнь в старых девах, – прошептала мачеха и лукаво подмигнула. – Не так страшен Чернобог, как голод и нищета, поэтому вы в сарафаны побольше соломы напихайте, чтоб пухлее казаться, да щеки усердно надувайте, тогда лица у вас будут прекруглые…

– И преглупые! Стыд, да и только! – снова воскликнул отец и только поднял ногу, чтобы залезть на облупившуюся печь, как дородная мачеха ловко схватила его за лапоть.

– Ишь, куда собрался! А за дровами кто пойдет? – сердитым тоном спросила она.

– На что они нам? Печь затоплена, дышать нечем.

– Ты помнишь, какой сегодня день? – понизив голос, спросила мачеха. – И чья очередь в деревне?

Отец вдруг побледнел, вытер пот со лба и, болезненно кряхтя, надел тулуп и виновато глянул на меня, Нарью, свою дочь от другой жены.

– Пособи старику, дочурка, – пробормотал он и протянул мне линялую овечью шубу, которую я донашивала за сводными сестрами. – Страшно одному идти, да еще на ночь глядя. Да и стар я. Один дрова не дотащу…

– Бать, да ты ж только вчера бегал по огороду, словно не брагу пил, а воду живую, – вдруг выпалила русоволосая Айка, устав играть с тряпичной куклой. – Мне замуж пора, и Нарья приданое шьет. Нечего ее морозить, а то криво сделает.

– А тесто кто замесит? – требовательно спросила Пава и на миг отвлеклась от ручного зеркальца. – Я утром калачей хочу!

– Да ты скоро шире матери станешь, зараза! – притворно поругал ее отец и с трудом открыл заиндевевшую дверь.

Я быстро отложила пяльцы, накинула на голову шерстяной платок, замоталась в прохудившуюся шубу и послушно выскочила следом за ним на улицу.

Повеяло холодом и морозом.

За вечер снега намело так, что пришлось брести по сугробам.

– Идем, дочка, не отставай, – поторапливал меня отец. – Совсем недалече идти – вон до той высокой ели. Видишь? Там много хороших дров, вдвоем унесем.

Я обернулась и задумчиво посмотрела на покосившуюся старую избу.

Вдруг из трубы повалил черный дым.

Дурой знак.

***

Я шла по следам отца, который с трудом прокладывал дорогу к одинокой ели, за которой высился мрачный Синий лес.