Соната для проклятой герцогини

– Я начинаю, – сказал Бард. – Затем Эдвин подключается на скрипке, а после Север попробует поддержать нас на клавесине. Именно в такой очередности. И только потом, Мойра, вступаешь ты.

Север ухмыльнулся, Эдвин едва заметно покачал головой. Бард рассеяно провел рукой по изгибу своей лютни и вздохнул.

– Уяснила?

Мойра кивнула. Она подняла глаза лишь на мгновение – убедиться, что никто не смотрит на нее. Ее взгляд тут же скользнул вниз и так же резко метнулся в сторону – прочь от собственных рук, нервно вцепившихся в абсурдно багряные складки ее платья. Мойра ненавидела красный.

– Времени репетировать нет, – продолжал Бард. Он нежно положил лютню на табурет и принялся расхаживать по комнате. – Ты сама должна понять, когда настанет твое время. Минута, семь, десять… Ты должна будешь почувствовать музыку, ты должна будешь вовремя ответить на ее зов. Может быть, твоя очередь так никогда и не подойдет, и тогда тебе придется остаться в тени. Контракт не подразумевает непременного участия всех исполнителей, и мы ничего не нарушим. Но если тебе покажется, что ты сможешь усилить драматический эффект, бросайся в бой без всяких сомнений. Ты понимаешь?

Мойра вновь кивнула. Ком в горле не давал ей говорить. Как же она будет петь?

– Замечательно, – пробурчал Бард. – Чудесно. – Он уставился в пол. Воцарилась неловкая пауза.

– Ну, что же! – Бард резко ударил в ладоши и обвел взглядом всех музыкантов. – Давайте начнем!

Худощавый Эдвин поерзал на скамье, Север повел могучей бровью, Мойра еще крепче вцепилась в свое платье.

Бард неспешно вернулся к лютне, взял ее, уселся на табурет, задумчиво тронул струны. Лютня так же деликатно отозвалась на его прикосновение. Бард взял один аккорд, другой, нахмурился, закрыл глаза и, наконец, начал играть.

Их тесная комнатушка наполнилась музыкой – такой же задумчивой, такой же меланхолично-мятежной, как и сам Бард. Огоньки свечей дрогнули – это скрипка Эдвина примкнула к импровизации. Ее скорбный тон робко пристроился к зарождающейся мелодии, и вскоре все три инструмента зазвучали вместе; уступая и догоняя, сливаясь в единую песнь, соскальзывая в неожиданные дуэты, но никогда, никогда не перебивая друг друга.

Мойра сама не заметила, как волнение отпустило ее. Руки перестали сжимать ненавистную ткань, ком в горле пропал, удушающая духота превратилась в непонятную, но приятную теплоту. На несколько блаженных мгновений Мойра позволила музыке увлечь себя в мир чужих мыслей. Неясное томление лютни, трагичное пение скрипки, деликатный порыв клавесина… Мойра улыбнулась.

Когда знакомство наконец завершилось, и каждый из инструментов нашел свой голос в хитросплетениях трио, Мойра приготовилась петь. Еще несколько тактов, еще один чарующий аккорд от Барда, еще одно небольшое затишье от клавесина и скрипки, и ее вокал вольется в эту сонату под несмолкающий аккомпанемент лютни. Да, этот момент был верным, чудесным! Ее время пришло.

Внезапно скрипнула дверь, и музыка сбилась и умерла. Бард, Эдвин и Север непонимающе смотрели на свои инструменты, как будто они только что пробудились от сна и теперь не вполне понимали, где оказались. Силуэт, появившийся в дверном проеме, многозначительно откашлялся.

– Досточтимый оркестр, – прохрипел силуэт Распорядителя. – Герцог желает послушать вас завтра.