Сердце из пшеницы и ромашек

Маленькая южная деревня Черемуховая никак не соответствовала своему названию – её жители даже не знали, как выглядит черемуха. Зато свой статус деревни она защищала свято: затерявшийся среди полей и курортных городов юга райский уголок, где плохо ловил интернет, зимой топились дровами, а до ближайшей больницы было тридцать км по трассе. Население ее составляло всего триста двадцать работящих человек, вспахивающих поле, продающих урожай и содержащих молочную ферму, а также малый процент эко-блогеров и фрилансеров, пытающихся пробиться из грязи в князи. Эту-то идиллию ранним утром тридцатого мая и разбил неизвестный внедорожник, который исколесил почти все улицы в деревне, пока не остановился у заброшенного двухэтажного домишки.

Уже через полчаса из калитки напротив дома выскользнула крупная тень и, шлепая тапочками, поплыла в сторону сельсовета. Так, всей деревне Черемуховой стало известно, что в дом номер 44 по Солнечной улице заселяется семья из отца и двух дочек – подростка и малышки. Ещё через два часа, когда новые хозяева смогли открыть ворота и разгрузить машину во дворе, к ним в калитку постучалась женщина, фигурой напоминавшая не то расплывшуюся грушу, не то каплю. Заржавевшая дверь растворилась сама собой, но добропорядочная соседка дождалась, пока новый хозяин выйдет к ней.

– Здравствуйте, – поздоровался мужчина, сбежавший по лестнице. Выглядел он лет на сорок: ухоженный, с трехдневной щетиной, большими добрыми глазами, крепким загорелым телом, небольшими морщинками на лице и каким—то обаянием, которое тут же сразило соседку.

– Доброго здоровьечка вам. Я из дома напротив буду, соседка ваша, Любовь Никитична. А вы, стало быть, новый хозяин этой хаты?

– Да, – мужчина окинул взглядом дом и протёр тряпкой руки. – Меня зовут Дмитрий Котиков. Это дом моей бабушки, Агриппины Власьевны.

– Да—да, я знаю! Царство небесное ей. А тебя я помню, голубчик, ты ещё чернику с моей Алёнкой воровал у сторожа.

– Я не помню, но все возможно, – вежливо ответил он. – Извините, мне дочерей кормить надо, а я ещё холодильник не занёс.

– Конечно-конечно. Я вам с новосельем пирожочки принесла с картошкой, возьмите, пожалуйста. Доченьки у тебя, да? Большие уже?

– Кто как, одной пять, другой – семнадцать. Спасибо большое за угощение.

– Не благодари, дорогой, не благодари. Вы из города небось, из Краснодара? На лето?

– Да боюсь, на годик, не меньше. Мы жили в Москве.

– Ох, родители твои там остались? Не собираются на лето? Помню я Сережу с Виточкой.

– Нет, они заграницей живут.

– Ничего себе, куды забрались!

– Пап, я не могу найти шнур от чайника, там только носик и дрова! – раздался детский визг.

– Извините ещё раз, – неловко улыбнулся Дмитрий Сергеевич и на это раз быстренько захлопнул калитку. Жаль, она была с дырками и невысокая, поэтому женщина все ещё улыбалась ему с той стороны.

– Заглядывайте, если что нужно будет, – прикрикнула она, словно действительно стояла за дверью, а не в метре от него, и поплыла домой.

– Ну пап, он не включается! – выбежала во двор девчушка, спотыкаясь на ступеньках.

– Объясни ей ты устройство самовара, а то меня она слушать отказалась, – послышался голос старшей из комнаты.

– Она сказала натянуть на чайник сапог!

– В чем-то она права, Анют. Но я предлагаю оставить эксперименты на вечер и подогреть обычный на походной плите. Куда там мы её клали?