Сборник рассказов: ОтДушина

Марья Петровна сидела у окна. Скучала. Скучала так, что даже вязать не хотелось. Телевизор бубнил что-то про урожай, кот Васька храпел на антресолях, а мысли уплывали куда-то вдаль, к горизонту, замытому июльской дымкой.

"Ну вот, опять…" – подумала Марья Петровна, глядя, как пылинки танцуют в луче солнца, пробившемся сквозь неидеально протертое стекло. Скука была густой, как кисель, и липкой, как варенье на пальце.

Вдруг ее взгляд упал на подоконник. Там, в углу, где всегда скапливалось больше всего "живности", примостилась внушительная колония пыли. Не просто серый налет, а целые структуры! Башенки, каньоны, какие-то неведомые пылевые мегаполисы.

"Интересно," – мелькнула абсурдная мысль, – "а сколько их тут? Сколько этих пылинок?"

Скука мгновенно трансформировалась в научный азарт. Марья Петровна схватила лупу, оставшуюся от покойного мужа-филателиста, и прильнула к подоконнику.

"Раз… два… три…" – шептала она, водя лупой над пыльным царством. – "Сорок семь… сорок восемь… Ой, эта большая, считать за одну или за три мелкие? Ладно, за одну. Сорок девять…"

Кот Васька проснулся, зевнул и уставился на хозяйку, словно наблюдая за редким видом безумия.

"Сто двадцать… сто двадцать один… Господи, вот еще одна стая прилетела с занавески! Сто двадцать два, двадцать три…"

Дверь на кухне скрипнула. На пороге возникла соседка Алевтина Михайловна с чашкой – вернуть сахар, занятый вчера.

"Марьюшка? Ты чего это там…?" – Алевтина Михайловна замерла, увидев картину: соседка, сгорбившись у окна, яростно что-то считает через лупу.

Марья Петровна вздрогнула, оторвалась от исследования.

– А? Ой, Алевтина! Я… пыль считаю. На подоконнике.

– Пыль? – Алевтина Михайловна осторожно подошла ближе. – И… много?

– Уже сто двадцать три штуки насчитала! – с гордостью доложила Марья Петровна. – Но это только в этом секторе. Вот смотри, тут целый мегаполис! А вон там – горный хребет.

– Штуки? – Алевтина Михайловна прищурилась. – А они… одинаковые? Как считать-то?

– Ну как же! – оживилась Марья Петровна. – Вот мелкие – за единицу. Вот эти, покрупнее, но рыхлые – тоже за единицу. А вот эта, монолитная, прямо скала! – за нее, наверное, полторы надо…

– Полторы? – Алевтина Михайловна задумчиво поставила чашку на стол. – Это же нечестно. Она одна, а полторы? Надо или за одну, или за две.

– Но она же ОЧЕНЬ большая! – парировала Марья Петровна.

– Тогда за две! – твердо решила Алевтина Михайловна. – Чего мелочиться-то? Давай сюда лупу, я проверю твой учет.

И вот уже две дамы сидели у окна, уткнувшись головами в пыльный угол подоконника, горячо споря:

– Смотри, смотри! Вот эта откололась от скалы! Теперь скала – это уже одна целая, а отколовшаяся – отдельная единица! Значит, у нас +1 к общему количеству!

– Ага! И не забудь про ту, что только что приземлилась с потолка! Видишь, вон она, медленно опускается… Лови ее взглядом!

Васька фыркнул и ушел обратно на антресоли. Глупости какие-то. Лучше поспать.

А Марья Петровна вдруг поняла, что скука куда-то испарилась. Совсем. Теперь у нее было важное дело, коллега по исследованию и целый микрокосмос на подоконнике, требующий строгого учета. И, конечно, спорный вопрос: считать ли пылевую "скалу" за полторы единицы или за две?

"Главное," – подумала она, глядя на соседку, азартно водящую лупой, – "чтобы муж Алевтины не потребовал обратно свою лупу для марок. А то придется переходить на визуальный подсчет. Или… завести микроскоп?"