Арфомор: погружение

1

Солнце лениво освещало узкие улочки Лиона, нежно поглаживая кроны деревьев и остывшие с ночи скамейки. Его лучи добрались и до пыльного вытянутого окна небольшой квартирки в центре города, где от очередной попойки просыпался вновь безработный Август. До июня он успел поработать и в порту, и в прядильном цеху, и на мясокомбинате: везде и всюду его выпроваживали с одной и той же историей – неявки на работу, пьянство, бесстыжая лень. Взятых в долг денег, наверное, хватило бы до конца месяца, но даже в этих сроках Август не был уверен.

Неясные серые глаза глупо уставились куда-то вдаль, сквозь крыши. В голове вновь возникли старые музыкальные мотивы, забытые лица детства и редкие приятные воспоминания. Август старательно удерживал эти образы в своём сознании, боясь однажды расстаться хоть с чем-то, что напоминало бы ему о былом счастье. Он словно держался руками за невидимую нить, но та лишь незаметно ускользала, дразня уставший от воспоминаний ум.

С негромким шипением зажглась первая спичка из последнего коробка, подаренного соседом. Тот каждый год уезжал в Чехословакию как худой коммерсант, а возвращался как набитый товарами мул, раздаривая друзьям и знакомым различные безделушки. В этом году Августу достался десяток коробков спичек – на каждом маленький зелёный самолётик бороздил небеса. Это был хороший подарок для привередливого курильщика, который, справедливости ради, был высоко оценён новым владельцем. Идеально точным рутинным движением Август зажёг свои любимые сигареты: старые добрые «Gitanes». Сразу как отгремела война, он перестал курить самокрутки и перешёл на эти довольно недешёвые сигареты. Их покупка отнимала не меньше половины карманных расходов, но они, в отличии от притворных улыбок соседей, продолжали радовать Августа всегда и при любой погоде.

Безработный француз открыл окно и, сделав упор локтями на подоконник, пресно уставился на бегущих в школу детей, бойко спорящих по дороге о чём-то только им известном. Плотный дым медленными густыми порциями поднимался вверх, к свежему воздуху – сколько таинственных силуэтов можно разглядеть в нём? Яснее всего на ум приходила цыганка, гарцующая на обложке упаковки. Какой, однако, простой и ясный образ свободы воли, большой дороги, вечной молодости, чего-то бессмысленного и беззаботного. Все эти слова со временем стали для него по-настоящему мучительными, когда одним несчастным утром к нему пришло осознание: ничего из «свободного и счастливого» он к своему четвёртому десятку лет так и не добился. Скорбь и презрение медленно но верно гасили всякое пламя в душе некогда энергичного француза, пока от него не остались лишь тлеющие угольки.

Небольшие морщины для него уже давно не новость, но с каждым днём он всё с большим ужасом ожидает увидеть в зеркале седину. Солнце целых 34 года ласкало его светлые пшеничные волосы – интересно, сколько же времени им понадобится, чтобы потерять свой цвет? Впрочем, разве в этом есть какая-нибудь разница для домоседа?

Любование видами – занятие, конечно, в меру интересное, но не настолько, чтобы приковать внимание на целый день. На том, оставив сигарету в пепельнице, Август отошёл от окна и с облегчением растянулся по кровати. Устав от извечных терзаний души, он глубоко вдохнул пыльный воздух полной грудью и постарался занять мысли чем-то прекрасным и спокойным. Лучше всего на роль спасительных грёз подходили поездки с матерью к бабушке в деревню к востоку от Лиона: зелёный луг, нескончаемая жара, юркие стрекозы, горы вдали и свежий воздух. Интересно, его семья когда-то действительно жила беззаботно и счастливо, или это его сознание дорисовывало идеальную картинку? По крайней мере, семья Ревиаль никогда ни в чём не нуждалась: ни до войны, ни во время, ни после. Другое дело, когда вся фамилия с годами сошлась на одном лишь Августе, стремительно низводящему все труды своих предков к скоропостижной бедности.