***
Перед глазами проплыло бледное девичье лицо, на мгновение застлав раскалённую мушку, мелькающую в прорези целика. Видение было настолько неожиданным, а лицо настолько знакомым, что Пашка вздрогнул и дёрнулся. Прицел, ловящий очередную движущуюся точку в ущелье, сбился. Ставшие неверными руки послали короткую очередь куда-то в сторону. Безотказный АКС, возмутившись и выплюнув последние патроны из магазина, вообще замолк.
Чертыхнулся и быстро сполз с насыпи. Увлёкшись, он подполз слишком высоко на холмике траншеи и мог представлять собой замечательную мишень для любого удачливого стрелка снизу. Не стоило так уж беспечно…
Внезапно лицо вновь всплыло перед его взором. От неожиданности он вжался спиной в земляную насыпь, отчего за шиворот заношенного камуфляжа посыпались мелкие крошки сухой земли. Только что рукой не закрылся от посетившего его призрака.
На худеньком, почти прозрачном лице ярко выделялись глаза – всё те же, живые, удивительного оттенка синие глаза, серьёзно, очень внимательно вглядывающиеся в самую глубь Пашкиной души. И видели они всё, каждую его мысль, легко считывали мятущиеся внутри живого тела эмоции.
Засевшие в ущелье боевики, завязавшие с самого рассвета эту перестрелку, пока ничем особенным в военном искусстве не поражали. Размеренная стрельба перемежалась редкими взрывами на обеих сторонах. Военный лагерь огрызался интенсивней атакующих, высокомерно поливая огнём окрестности у подножия лагеря. Самих боевиков не было видно, лишь огоньки стрелкового оружия меняли своё местоположение, да стрекот выстрелов не затихал, даже не думал прекращаться. Те наверняка знали, что большая часть армейцев в это время на высоте отсутствует со всей приданной им бронетехникой и тяжёлым вооружением, поэтому уходить не спешили.
В воздухе заметно вибрировало железо, а каждый разрыв, прозвучавший неподалёку, заставлял привычно вжиматься в землю. Очень высоко в прозрачном до синевы небе жарко насмехалось солнце над оголенными горами.
Вот так глюк от жары, голода и опасности. Помотал головой, понял наверняка, что просто почудилось.
Видение отрезвило Пашку, вывело из адреналинового состояния. Хмуро заправляя сдвоенный рожок, перемотанный изолентой, он прислушивался к почти позабытому, грызущему совесть чувству вины и бессилия.
Да, если бы он мог вернуть тот вечер обратно…
Внезапно лицо вновь всплыло перед его взором. От неожиданности он вжался спиной в земляную насыпь, отчего за шиворот заношенного камуфляжа посыпались мелкие крошки сухой земли. Только что рукой не закрылся от посетившего его призрака.
На худеньком, почти прозрачном лице ярко выделялись глаза – всё те же, живые, удивительного оттенка синие глаза, серьёзно, очень внимательно вглядывающиеся в самую глубь Пашкиной души. И видели они всё, каждую его мысль, легко считывали мятущиеся внутри живого тела эмоции.
Пашка сжал автомат так сильно, что кожа на костяшках кулаков натянулась и побелела даже сквозь въевшийся загар и замызганность. Хотел отвести взгляд – не получилось. Понял, что и не получится, бесполезно это. Собрался, вздохнул судорожно и прямо в них посмотрел, ожидая увидеть там всё, что угодно, вплоть до того моря ненависти и презрения, которые он, вне всякого сомнения, заслужил.
