Периоды

Нейтральное и как бы «научное» слово «Периоды» – исключительно точное название для этой новой книги, ключ к восприятию и формы, и внутренней логики, и авторской интонации, настолько же уникальной, как форма и логика.

Поэзия Полины Андрукович скорее не коммуникация-диалог или аутокоммуникация, а регулярное и максимально ответственное наблюдение развивающихся процессов и сюжетов (как правило, самовоспроизводящихся, идущих именно периодами) – и постоянная проверка простых и строгих законов, по которым всё развивается: можно назвать это законами природы, или мышления, или искусства, потому что (одна из важнейших вещей, которую каждый раз требуется доказать) у искусства законы те же самые.

Из семени растёт дерево, выбрасывает собственные семена, из них растёт несколько деревьев той же породы, и постепенно получается лес, в котором не может быть двух совсем одинаково выглядящих веток; день идёт за днём, и повторяются, никогда не повторяясь в точности, повседневные простые действия, впечатления и то, что называется мыслями: работа и игра ума, в котором непосредственно мир взаимодействует с памятью и время от времени, часто совершенно непроизвольно, оказывается переведён на слова.

Тексты Полины Андрукович – неразрывное растущее целое, и давно отмечено одно уникальное их свойство – следствие уникального же творческого метода: здесь не бывает неточных и лишних слов: ни в стихотворении из одной строчки, ни в самой большой поэме. Дело, видимо, в том, что поэт, в отличие от многих других, не «конструирует» (в сконструированном тексте, самом верном по мысли и сильном по форме, всегда будет несколько слов-подпорок и слов-заплат, изобличающих «рукотворность») – не «конструирует», а «растит», как можно растить цветы на подоконнике или кристаллы в лаборатории. Если говорить о «метасюжете», растит и наблюдает, в конечном счёте, собственную жизнь, и, за счёт этого (в самом конечном счёте), – весь мир, всю реальность.

Читатель оказывается тоже в позиции наблюдателя – совершенно наравне с автором, то есть встречает редкостное уважение и доверие, не будучи подвергаем никаким манипуляциям: он здесь ни советчик, ни врач, ни на лестнице колючей разговор: не пытаются из него сделать ни ученика, ни друга, ни то, что в идеологиях называется «единомышленником». Он просто – равный, равный перед лицом правды.

Отсюда – второе свойство: о каких бы событиях и явлениях человеческой внешней и внутренней жизни, сугубо персональных, ни прочитал читатель, он не только не смущается как «подглядывающий», а чувствует (чтобы не сказать – празднует) победу над собственным страхом ума, или победу над стыдом тела.

Искусство всегда демонстрирует мгновения гармонизованного хаоса, именно на мгновения и замирающего; автор же раз от раза сталкивается с чем-то неуправляемым – но сталкивается не намеренно, а просто будучи человеком, – и получается, что искусство, как и вся жизнь – не только своего рода исследовательская наука, но и как бы военное дело, а самая правдивая поэзия оказывается, по сути, и самой «приключенческой».