Азбука спасения. Том 61

О невольных лукавых помыслах, происходящих от нерадивого наблюдения за предшествовавшими им помыслами

Иные подкрепляют тело и желают дать ему малый покой ради дела Божия, пока не соберутся с силами и не возвратятся снова к делу своему. Посему в немногие дни покоя своего не ослабим совершенно наблюдения над собою и не предадим расслаблению всей души своей, как не имеющие и намерения снова возвратиться к делу своему.

Иные во время мира поражаются стрелами вражиими, и это суть те, которые по дерзновению воли собирают брение душам своим и в стране святой, то есть в молитве, видят себя одетыми в нечистую одежду. А это есть то самое, что возбуждается в душе их в час помышления о Боге и молитвы. Что приобрели мы во время нерадения своего, то и посрамляет нас во время молитвы нашей.

Трезвенность помогает человеку больше, чем дело, а разрешение на что-либо вредит ему больше, чем покой. От покоя происходят и тревожат человека домашние брани, но он имеет возможность прекращать их. Ибо, как скоро человек оставит покой и возвратится на место дел, брани сии отъемлются от него и удаляются. Но не таково порождаемое разрешением, каково порождаемое расслаблением и покоем. Пока человек во время покоя пребывает в области свободы своей, может он снова возвратиться и управить собою по установлению правила своего, потому что он еще в области свободы своей. Но, давая себе разрешение, выходит он из области свободы своей. Если бы человек не отринул совершенно наблюдения над собою, то не был бы с насилием и невольно вынужден покоряться тому, что не доставляет ему покоя. И если бы не вышел совершенно из пределов свободы, то не было бы с ним таких по необходимости связывающих его обстоятельств, которым не в силах он воспротивиться.

Не давай, человек, свободы которому-либо из чувств своих, чтобы не дойти до невозможности снова возвратиться к свободе. Покой вредит только молодым, а разрешение – и совершенным и старым. Вследствие покоя доходящие до худых помыслов могут снова возвратиться к наблюдению над собою и утвердиться в высоком своем житии. А которые, по надежде на дело, вознерадели о наблюдении над собою, те от высокого жития отведены пленниками в жизнь распутную.

Иной поражен в стране вражеской, а умирает во время мира. Иной выходит под предлогом купить себе жизнь, и получает в душу свою острое жало. Не тогда будем печалиться, когда поползнемся в чем-нибудь, но когда закосневаем в том же, потому что поползновение бывает часто и с совершенными, а закосневать в том же, есть совершенное омертвение. Печаль, какую чувствуем при своих поползновениях, вменяется нам благодатию вместо чистого делания. Кто, в надежде на покаяние, поползнется вторично, тот лукаво поступает с Богом, неведомо нападает на него смерть и не достигает он времени, в которое надеялся исполнить дела добродетели. Каждый, давший волю чувствам, дал волю и сердцу.

Делание сердца служит узами для внешних чувств. И если кто с рассудительностию занимается оным, по примеру живших до нас отцов, то сие бывает явно по следующим в нем трем явлениям, а именно: не связан он телесными выгодами, не любит чревоугодия и вовсе далека от него раздражительность. Где имеют место три эти явления, то есть телесная (малая ли то или большая) выгода, вспыльчивость и преодоление чревоугодием, там (да будет тебе известно), хотя бы человек по видимому уподоблялся древним святым, разрешение на внешнее происходит у человека от нетерпеливости во внутреннем, а не от особенного небрежения души его. А иначе почему бы, пренебрегая телесным, не приобрести кротости? За рассудительным пренебрежением следуют: ничем несвязанность, пренебрежение покоем и людскою приверженностию. И если кто, с готовностию радуясь, приемлет ущерб ради Бога, то чист он внутренне. Если не пренебрегает никем за телесные его недостатки, то поистине он свободен. Кто не смотрит с приятностию на оказывающего ему честь или не негодует на того, кто его бесчестит, тот в этой жизни мертв стал для мира. Хранение рассудительности лучше всякого жития, каким бы способом и в какой бы человеческой мере оно проводимо ни было.