Точка возврата

Глава 1

Гость. Июнь 2012 года

Валерки, как назло, не было дома.

«Вот всегда так! Когда он нужен, его нет. Работа, больные на первом месте… А я?! Будто дома сидеть – значит отдыхать. Хозяйство, ребенок двухмесячный – это пустяки. Мол, все женщины справляются. Про всех не знаю, не скажу. А лично мне это верчение невыносимо, от него любые крылья отвалятся, даже пчелиные. Мне уже страшно становится, что останусь пленницей своего мини-улья. Заблужусь в трех буквах «к» (киндер, кирхен, кюхен). И потом: а как же моя работа? Не осталось ни времени, ни сил, ни желания. За три длиннющих месяца ни одного даже самого жалкого наброска. Способности иссякли или их не было вовсе? Баловство одно?»

Эти мысли донимали Ладу почти непрерывно. Своей назойливостью и очевидностью…

А тут муж еще «подарочек» преподнес! Дедушка из Казахстана приезжает. И, разумеется, к ним как к ближайшим родственникам. Сын его, Валеркин отец, год назад умер; остались только они. И что ему вдруг приспичило? Позвонил с вокзала: «Встречайте, хочу на внука и правнука перед смертью взглянуть!» Хорошо сказано – «взглянуть», будто фотку из альбома вынуть. Интересно, что он собой представляет?

Лада с остервенением терла пол шваброй. И кто только придумал, что надо убирать каждый день! Раздался звонок в дверь. Кинулась открывать, но поскользнулась на мокром полу, зацепила ногой ведро, в тапочек брызнула грязная вода.

Ну вот, дождалась! Лада щелкнула замком, даже не потрудившись натянуть улыбку. В прихожую вошел сухой, жесткий, рослый старик. Будто рассохшаяся деревянная скульптура из парка – леший. Лицо морщинистое, словно кора, белый пушок на голове, будто плесень. Ни старческой дряблости, ни обвислости. Глазки маленькие, живые, светятся, как у хищника. Возраст? От шестидесяти и до… Первым делом – он наследил на паркете (и это летом, в сухую погоду, будто нарочно грязь искал!), затем – молча плюхнулся на пуфик, прислонив потную голову к стене, чтобы отдышаться. Чувствовалось, что он еле ходит. На пол опустил пыльную спортивную сумку с надписью «Олимпиада-80».

«Надо же, сохранилась… Меня тогда еще на свете не было!» – подумала Лада.

Прихожая почему-то стала тесной и душной, веселые золотые звездочки на обоях поблекли, будто застеснялись своего праздничного новогоднего вида. Запах, чужой, резкий, заставил внутренне сжаться. Дед зашевелился, заскрипел, закашлял.

– Здравствуйте, Пётр Константинович, очень рада вас видеть! – выдавила Лада из себя заготовленную фразу и почувствовала, что убедительно врать не получается. Хоть тресни.

– Ты, значит, Лада, Ладушка! Умница, красавица, художница. – У старика промелькнула усмешка, кривая, как зарубка на коре. – Маленькая, рыженькая, веснушчатая… Когда говорят «красавица», я крупную, фигуристую женщину представляю, а не такую кнопку.

Лада просто остолбенела от такой наглости:

– Ну знаете ли!

Он ухмыльнулся:

– Не сердись на старика! Мне восемьдесят два стукнуло. Сейчас не скажу – потом не успею.

Лада за спиной стиснула кулачки.

– Вот тапочки! Проходите, посмотрите, как мы живем, – сказала она как можно суше.

Он громко зашаркал по паркету, опираясь руками о стены и оставляя грязные пятна на обоях.

– Трехкомнатная квартира в Москве, да еще окна в парк – и так хорошо, а остальное – мелочи.