Аудитор жизни. Пустые могилы. Полные архивы

Иллюстратор Игорь Усиков

© Игорь Усиков, 2025

© Игорь Усиков, иллюстрации, 2025

ISBN 978-5-0068-5141-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Город, который не хотел умирать

Иногда тишина звучит громче, чем выстрел.

Особенно в городе, который слишком долго притворялся живым.

Серебровск не умер – он притих, как зверь, спрятавшийся в развалинах собственного логова. Пульс шёл ровно, как на приборе реанимации: ток проходит, но жизни нет. После арестов и исчезновений прежних хозяев власть испарилась, как спирт, оставив тяжёлый запах страха и формальдегида.

Улицы жили по инерции. Мэрия работала, но не управляла. Бумаги ходили, но ничего не решали. Даже траур стал формой жизни.

Над этим городом снова поднимался дым – густой, сизый, терпкий. Труба Степного крематория вонзалась в небо, как шприц в старую вену. Снова жгли, снова отчитывались, снова молчали. Но в этом дыме было что-то другое – тревожное, лишённое привычного запаха. Словно пламя пожирало не тела, а следы. Те, кто знал Серебровск изнутри, понимали: в нём началась новая война. Без выстрелов, без лозунгов, без героев. Война за пустоту.

Где-то на холме, в особняке с видом на кладбище, человек по имени Борис Демидович Григорьев – для всех просто Жора – сидел у окна и слушал, как гулко стучит сердце его империи праха. Когда-то он правил ею, как фараон подземным царством. Теперь чувствовал: его власть тает, как пепел на ветру.

Что-то менялось в городе. Что-то – или кто-то – вычищал следы. И даже урны стали пустыми.

В это время внизу, между могильных рядов, медленно шёл мужчина в тёмном пальто. Юрий Аверин. Бывший аудитор, бывший сын, бывший человек с биографией. Он не искал мщения – он искал доказательство, что жизнь может быть честной. Хоть где-то. Хоть в смерти. Он шёл к могиле матери, чтобы начать всё заново – не как чиновник, а как свидетель. И где-то между ними – между тем, кто торговал прахом, и тем, кто искал смысл, – появлялась новая сила.

Женщина из области. Алиса Тёплая. Холодный ум, мягкая улыбка, идеальная подпись под любой реформой. Она знала: смерть можно оптимизировать. Но не знала, что в Серебровске даже воздух сопротивляется приказам.

Город, казалось, дремал. Но это был не сон – это была пауза между вдохом и последним выдохом.

Перед тем, как начнётся главное.

Перед тем, как пустота потребует отчёта.

– Она пустая, Борис Демидович! Абсолютно! – голос Алексея Пушкина, архивариуса Степного кладбища, дребезжал, как старая оконная рама на сквозняке в ночь, когда за ней бродит мертвец. Он стоял, словно загнанный в угол зверёк, посреди огромного кабинета Жоры, судорожно сжимая в обеих руках стандартную металлическую урну, будто та была раскалена докрасна от стыда или ужаса. Его маленькое, птичье лицо, перерезанное мелкими нервными морщинками, покрылось бисеринками пота, несмотря на царившую здесь неестественную прохладу. Пушкин, человек-мышь, с вечно напуганными глазами, привыкший к пыли архивов и тишине мёртвых, явно не выдерживал прямого солнечного света Жориной власти. Григорьев поручил ему лично отвечать за хранение урн, проводить их сверку по записям крематория и кладбища перед выдачей родственникам, а затем корректировать записи в журнале погребённых, чтобы определять участки, пригодные для продажи по схеме Жоры.