Ernest Hemingway
Across the River and Into the Trees
© Hemingway Foreign Rights Trust, 1950
© Перевод. Е. Голышева, наследники, 2015
© Перевод. Б. Изаков, наследники, 2015
© Издание на русском языке AST Publishers, 2016
Впервые опубликовано издательством Scribner, a division of Simon & Schuster Inc.
* * *
Они выехали за два часа до рассвета, и сначала им не пришлось взламывать лед на канале, потому что впереди шли другие лодки. На каждой лодке стоял гребец с длинным кормовым веслом, в темноте их не было видно, и только слышался плеск воды. Охотник сидел на складном стуле, укрепленном на крышке ящика, где лежали еда и патроны, а ружья – два или даже больше – были прислонены к груде деревянных чучел. В каждой лодке был мешок с парой подсадных уток или уткой и селезнем; в каждой лодке сидела собака, собаки дрожали и метались, слыша над головой шум крыльев пролетающих во тьме уток.
Четыре лодки пошли вверх, на север, по главному каналу, к большой лагуне. Пятая свернула в боковой канал. А вот теперь и шестая лодка повернула к югу, в неглубокую лагуну, затянутую льдом.
Лед был сплошной; воду схватило в эту безветренную ночь, когда вдруг ударил мороз; упругий покров только гнулся под ударами кормового весла. Потом он лопался с треском, как оконное стекло, но лодка почти не двигалась.
– Дайте-ка весло, – сказал охотник в шестой лодке. Он встал и, сохраняя равновесие, расставил ноги. Ему было слышно, как в темноте пролетают утки, а в лодке шарахается с места на место собака. С севера доносился треск льда, который ломали другие лодки.
– Осторожно, – предупредил лодочник с кормы. – Не переверните лодку.
– Я не новичок, – сказал охотник.
Он взял у лодочника длинное весло и проткнул лед. Почувствовав твердое дно, он уперся грудью в широкую лопасть весла и, держа его обеими руками, оттолкнул лодку так, что весло очутилось уже возле кормы, а лодка двинулась вперед, ломая ледяную корку. Когда лодка врезалась в лед, а потом садилась на него днищем, лед раскалывался, как зеркальное стекло, и гребец на корме вел ее дальше по чистой воде.
Немного погодя охотник – он мерно, напряженно работал веслом и вспотел в теплой одежде – спросил лодочника:
– А где же наша бочка?
– Там, левее. В заливе, рядом.
– Может, мне пора сворачивать?
– Воля ваша.
– Что значит «воля ваша»? Вы ведь знаете, какая здесь глубина. Хватит тут воды, чтобы прошла лодка?
– Кто его знает! Вода спала.
– Пока мы будем канителиться, совсем рассветет.
Лодочник молчал.
«Ах ты черт собачий, – подумал охотник. – Ничего, доедем. Мы уже проплыли две трети пути, а если тебе неохота разбивать лед, чтобы я мог пострелять уток, это просто подло с твоей стороны!»
– А ну-ка поднатужься, хлюст ты этакий! – сказал он по-английски.
– Что? – спросил по-итальянски лодочник.
– Я говорю, что надо двигаться. Скоро рассветет.
Но уже светало, когда они наконец доплыли до большой дубовой бочки, врытой в дно лагуны. Бочку окружала покатая земляная насыпь, которую засадили камышом и осокой; охотник потихоньку ступил на нее и почувствовал, как мерзлые стебли ломаются у него под ногой. Лодочник вытащил из лодки складной стул с ящиком для патронов и передал охотнику; тот наклонился и поставил его на дно бочки.
На охотнике были высокие болотные сапоги и старая походная куртка с нашивкой на левом плече – никто не понимал, что это за нашивка, – и светлыми пятнышками на погонах, где раньше были звездочки; он спустился в бочку, и лодочник подал ему оба ружья.
