Бриллиантовая заколка. Судьбы великих шахматистов XX века

© Евгений Хацкельсон, 2016

© Ольга Несмелова, иллюстрации, 2016

© Марина Евтушенко, иллюстрации, 2016

ISBN 978-5-4474-7925-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Второй чемпион мира по шахматам Эммануил Ласкер

Напряженный и жаркий день в Бостоне близился к завершению. В большом зале шахматного клуба прямоугольником стояли сорок шахматных столов, за которыми сидели любители разных возрастов и оттенков кожи, а внутри прямоугольника вдоль столов неторопливо расхаживал пожилой седовласый человек небольшого роста с большим крючковатым носом и седыми усами. Он был в черных брюках и светлой рубашке с короткими рукавами. В руках у него была неизменная гаванская сигара, он периодически подносил ее ко рту и выпускал вверх клубы густого ароматного дыма. Любители не жаловались: все знали, что экс-чемпион мира по шахматам Эммануил Ласкер никогда не расстается со своими любимыми сигарами. Это одна из его особенностей и знаменитых причуд. Но разве ароматный дым сигары может воспрепятствовать истинному ценителю шахмат в его намерении увидеть вблизи самого великого Ласкера? И не только увидеть, но и сразиться с ним за шахматной доской? Проиграть ему не зазорно, а если вдруг, чем черт не шутит, удастся свести партию вничью, то потом можно будет как-нибудь в компании небрежно сказать: «Да, было дело летом сорок первого, сыграл я партию в Бостоне вничью с Ласкером. Неплохо еще играл старик, а ведь семьдесят два года уже ему было!»

Потрясающее можно произвести впечатление сообщением о своей ничьей, а тем более победе над самим Ласкером. А можно ли выиграть у шахматиста такого класса в сеансе одновременной игры? В принципе можно. Все великие шахматисты проигрывали отдельные партии в сеансах с рядовыми любителями этой игры, древней и мудрой, как сама жизнь. В этом нет ничего удивительного, ведь сеанс на тридцати-сорока досках при кажущейся внешней простоте очень утомителен для любого мастера. Мозг вынужден мгновенно переключаться с одной позиции на другую, постоянно просчитывать варианты и восстанавливать свои планы и замыслы по каждой партии. Но ведь мало этого, такие сеансы создают еще и большую физическую нагрузку для гроссмейстера. Сколько надо сделать шагов, чтобы обойти круг один раз, сколько наклонов, сколько взмахов руки?

Именно на такую тему и размышлял в этот момент Эммануил Ласкер, вспоминая, как замечательный советский мастер Николай Рюмин, талантливый шахматист и очень больной человек, жаловался ему, что труднее всего ему даются во время сеансов эти бесконечные наклоны и движения рук над доской. А, в самом деле, сколько в среднем раз приходится мастеру сделать наклонов и движений рук? Если всего 40 досок, а в одной партии в среднем пятьдесят ходов, то получается, что примерно две тысячи. Немало. И это еще без учета постоянного перемещения от столика к столику. Так рассуждал сам с собой Ласкер, делая ходы почти автоматически. Ведь, разыгрывая дебюты, особенно думать не надо. За тебя работает теория, дама хоть и подслеповатая, как выразился однажды известный шутник Савелий Тартаковер, но вполне благоразумная и в большинстве случаев очень надежная. Если любитель знает, как надо играть тот или иной дебют, то он и разыгрывается. Ну, а если нет, то первая же ошибка безнадежно ухудшит его положение, и он очень быстро проиграет мастеру без малейших усилий со стороны последнего. Вот как раз тот случай! – отметил Ласкер, забирая выигранного им черного слона на девятнадцатой доске. Его противник имел весьма приблизительное представление о славянской защите, и партия была уже практически выиграна.