Я – только лишь механизм. Я – механизм, запрограммированный творить музыку. Я – просто набор шестеренок. Я – набор, шестеренок, винтиков и гаек.
Я думаю об этом, пока моя механическая рука крутит валик шарманки. Валик – ручка, рычаг. Деревянный ящик издает звучание. Он наполняет пешеходный переход музыкой, созданной великими нейросетями прошлого.
Шестеренки внутри шарманки приходят в движение, повинуясь движениям моей руки. Шестеренки внутри моей руки приходят в движение, повинуясь силе напряжения. Сила напряжения возникает, повинуясь законам электрического тока. Закону повинуется все мое тело и весь мир – закону движения. Я – механические часы. Мимо меня проходят роботы, механизмы, наполненные шестеренками. Механизмы, освещаемые тусклым светом факелов, прикрепленных к стенам пешеходного перехода. Их движения ритмичны и синхронизированы. Мы все – механические часы.
Динамик на моем лице издает потрескивающий звук – песню. Песню, созданную великими нейросетями прошлого, Сано Лаудли – композитор и Чак Джипити – автор текста. А исполняю композицию в этом переходе я – Фрути Лупс, версия 200.
– Лаудли и Джипити, знаю эту композицию…
Я остановил музыку, двое роботов стоят возле меня, отстранившись от общего механического потока шестеренок.
– Очень неплохо, но должен тебе сказать, что ты не всегда точно попадаешь в ноты, я подозреваю, что дело в твоей звуковой карте, не пробовал ее заменить?
Я говорю:
– Так хорошая стоит денег.
– И с динамиком у тебя явно беда, ты же анализируешь, что он хрипит?
Другой робот говорит:
– А мне нравится винтажное звучание. Это настоящая шарманка? Транзисторная?
– Нет, аналоговая. Ей уже много лет.
– Это же настоящее ретро! Я тебе переведу 0,000015 биткоинов.
– Да, номер карты на табличке.
– Вы мистер Лупс?
Еще один робот подошел ко мне и ждал пока я обращу на него внимание.
– Да.
– Фрути Лупс?
Робот в черной фланелевой шляпе и в темном пальто.
– Да.
– У меня для вас письмо.
Он достает из кармана пальто конверт и протягивает его мне.
Я распечатываю конверт, достаю лист, читаю:
«Здравствуй, Фрути, дорогой друг, давно не виделись, я приглашаю тебя на свою последнюю выставку, с любовью, Кандинский».
Внизу листа нарисована шестеренка, но настолько кривая и неровная, словно нарисованная от руки. Каких же высот он достиг в художественном искусстве, что смог нарисовать столь кривую шестеренку? Когда-то мы часто общались с ним, но потом его карьера резко пошла вверх.
– Но почему он написал мне письмо? Почему не отправил эмэил на почту?
– Он художник, он так видит.
– Но как вы меня нашли?
– Джипиес…
***
На окраине города, на холме, в отдалении, возвышается готический замок из черного кирпича. Высокие заостренные башни прокалывают тучи пасмурных небес. Высокий забор из черных прутьев с вензелями и завитушками преграждает вход в сад. Врата открыты и я вхожу в сад напротив замка. В центре стоит фонтан – большая металлическая шестеренка с зубчатыми гранями лежит плашмя, а внутри – вода. Шестеренка вращается, в ее центре стоит каменная горгулья. Горгулья с волчьей пастью и длинными зубами, острыми клыками, и рогами, на козлиных копытах, с крыльями как у летучей мыши. Горгулья держит на спине чашу – шестеренку, будто сгорбившись от тяжести. Чаша шестеренка тоже вращается, но в противоположную сторону. Она переполняется водой. Вода стекает вниз, образуя водопад, который, будто прозрачной стеной, ограждает горгулью от наблюдателя.
