Вот идет человек

Перевод этой книги осуществлен при поддержке Гёте-Института, основанного Министерством иностранных дел Германии

В оформлении обложки использован фрагмент фотографии Романа Вишняка «Зал Ангальтского вокзала» (Берлин, начало 1930-х)

© К. Г. Тимофеева, перевод, 2017

© В. Н. Зацепин, статья, 2017

© Н. А. Теплов, дизайн обложки, 2017

© Издательство Ивана Лимбаха, 2017

Земля Восточной Галиции черная, сочная и всегда как будто немного сонная, словно огромная дебелая корова, которая стоит неподвижно и добродушно позволяет себя доить. Так и земля Восточной Галиции благодарно возвращает сторицей все, что в нее вложили, не требуя для себя ни удобрений, ни химикалий. Земля эта расточительна и богата. Здесь есть жирная нефть, желтый табак, налитые тяжелые колосья хлеба, старые зачарованные леса, реки и озера, а самое главное, здесь есть красивые, здоровые люди: украинцы, поляки, евреи. Все они очень похожи между собой, несмотря на разные нравы и обычаи. Галицийцы медлительны, добродушны, немного ленивы и плодовиты, как их земля. Куда ни посмотри, везде дети. Дети во дворах, дети в хлеву, дети на полях, дети в амбарах, дети в конюшнях: детей столько, как будто они каждую весну появляются на деревьях, словно вишни. Когда в галицийской деревне наступает весна, на свет появляются телята, поросята, жеребята, цыплята и маленький пищащий народец, маленькие человечки – дети.

Мое родное село по-польски называется Вирбовце, на идише – Вербовиц, а на украинском – Вербивицы. Расположено оно недалеко от Сероцка. Сероцк – это рядом с Чернятином, Чернятин – это рядом с Городенкой, Городенка – это рядом с Гвоздецом, Гвоздец рядом с Коломыей, Коломыя рядом со Станиславом, Станислав рядом со Львовом, а Львов прославился на весь мир благодаря голливудскому фильму «Отель „Империал“».

Мои родители жили в селе Вербивицы, и у них было уже восемь детей. Жилось им непросто, особенно моей матери. Отцу она была всем: женой, любовницей, каждый год она рожала ему ребенка, вела хозяйство, одна варила еду и пекла хлеб, стирала белье, обслуживала покупателей, когда те приходили в его лавку, вскапывала грядки – не под цветы, а под картошку, капусту, лук и тыкву. И каждую минуту к ней подбегал кто-нибудь из восьми сорванцов, тянул ее за юбку и клянчил еду. Старшие дети, конечно, помогали заботиться о младших: развлекали их, носили, кормили, мыли, одевали и раздевали, укладывали спать, а если надо было, то и поколачивали. Но все же весь груз забот лежал на ней, на нашей мамочке. Весь день она крутилась, словно белка в колесе, утром вставала с петухами, а спать ложилась самой последней. Вся домашняя работа для семьи из десяти человек проходила через ее руки, а главной заботой была вечная нехватка еды. Хлеб мы пекли из самой дешевой, самой черной обойной муки, но нам он казался вкусным и без масла. Лук и чеснок приходилось прятать, потому что с чесноком и луком хлеба съедалось больше. Прятали и свежий хлеб: не потому, что боялись испортить наши маленькие желудки, а потому, что свежий хлеб оказывался в них гораздо быстрее, и поэтому нам давали хлеб трехдневной свежести. Мы варили огромные чугуны картошки, но и она исчезала, словно манна. Мы пекли кукурузный малай. Мы варили фасолевый суп и поленту (поленту разрезали бечевкой), капусту и морковку. Мы готовили рис с горохом, огромные макароны и пироги с картошкой, и все это мы съедали до последней крохи, словно стая саранчи. При этом наше детство было так богато играми и приключениями, что мы никогда бы не прельстились даже самой светлой, самой роскошной детской комнатой. Мы копались в огороде, строили дома из соломы и глины, мастерили повозки из старых стульев, из какой-то рухляди делали себе сани. Соседским животным, телятам и жеребятам, тоже не удавалось отвертеться от наших игр – какое там, если даже уток и кур мы умудрялись запрячь в свои повозки. Мы делали фонари из тыкв. Собаки во всем участвовали наравне с нами, а вот кошки и гуси – нет: кошки удирали, а гуси щипались.