Двадцать четыре часа октября

Дело сделано, мысли скручены,

Как пергамент. И он – истлел.

Не обученный и измученный,

Ты крошишься, как старый мел.

Не удачливый и отчаянный,

Ждёшь поддержки от тёмных сил.

Режешь руки, качаешь маятник:

Мир без славы тебе не мил.

Тьма сплетенная рукописная

Загорится – и в пепел лист…

Он идёт вдоль аллеи Тисовой,

Вечно лжив и всегда – Нечист.

***

Ты – не Избран. И лоб – без Шрама.

Не волшебник, но их – узнал.

Смотришь вслед, и тебе не странно

Встретить Князя, что правит Бал.

Он любезен и очень вежлив

С вереницею Маргарит.

Что ты выcтрадал, Он небрежно

Бросит в пламя. И текст – сгорит.

***

Кот по-прежнему чинит примус,

Спирт припрятав для Королев…

Князь и Свита седлают Нимбус,

На тебя и не поглядев.

Ты – не Мастер. И нету смысла

Мучить новый сюжетный твист.

Тьма, сплетенная рукописно,

Загорится… И в пепел – лист.

01.05.2023

В полночь – плоть обретают фантомы.

В ночь – хребет оплетает солома…

Вся бескостна, но – в пике излома

Энн дрожит, непривычно-тряпична.

Он, плутавший в огнях на дорогах,

Мрачной тенью подходит к порогу.

Не боясь ни закона, ни Бога,

Демон ходит за жертвами лично.

***

У огня бродит петлями кот.

Кот Баюн или Кот-Бегемот —

В темноте даже черт не поймет,

Хоть мурлыкай ты, хоть – не мурлыкай.

Необычны и стать, и окрас:

Он чернильно-смолист напоказ.

Воплощенное зло без прикрас,

Концентрат без названья и лика.

Кот, крадучись, к камину идет.

Он проходу Аннет не дает:

Когти точит и платье дерет,

Необузданный, хищный и дикий…

Как и в каждом домишке окрест,

Над дверьми здесь – спасительный крест.

Но от Падших когда-то с небес

Не спасет ни одна из Религий.

Энн смекнула, (хоть ей мало лет),

Что кота не волнует запрет.

А мучитель, шагая на свет,

Ей урчит погребальные песни.

Тихо прыгнул и – громко шипит.

Мол, удачи исчерпан лимит:

Кто-то будет сегодня убит,

Похотливо и – чревоугодно.

Завсегда молчалива Аннет.

Но сейчас – ей бы выкрикнуть «НЕТ!»..

Да вот только игрушки ответ

Зверю знать вовсе не интересно.

Кукла стонет, беззвучно кричит,

Её ротик лоскутный – зашит.

Мешковина надсадно трещит:

На куски ее рвут сумасбродно.

Острый блеск, взмахи лап через раз:

Энни – боль, а злодею – экстаз.

Пляшут в ужасе бусинки глаз

На веселеньких красненьких нитках.

Энни, пусть и совсем не стара,

Не дожить уже Энн до утра.

Беззащитна солома нутра

Пред носителем мрака Бельтайна.

Алчно-жадный и чующий страх,

Кот – неистов. А Кукла – в слезах:

Анна даже в кошмарнейших снах

Страсть не ведала, схожую с пыткой…

Энн, к рассвету нагую постыдно,

Не тревожит, что кровь теперь видно.

Что удел её, ой, незавидный —

Тоже больше для Энни не тайна.

***

Колдовство только ночью сильно.

Поутру – черной дымкой в окно

Ускользнет, прихватив заодно

Душегуба заклятой девицы.

Супостата кляня и браня,

В полдень ровно от третьего дня,

Подле церкви ее хороня,

Швейку* Энн отпевали всем миром.

«– В муках… Ох, как же несправедливо…»

«– Сатане её дух на поживу!»

«– А была и добра, и – красива…

Жениху остаётся смириться».

«– А соседи ни сном и не духом».

«– Обезглазена, вспорото брюхо…»

Покатились клубочками слухи

О парнишке, что требует виры.

«– Месть моя не осядет словами

У гробницы. Мы в лес с факелами…»

«– Вы умоетесь, парни, слезами.

С волчьем воем вы сгинете в ночи».

«– Он умрет, будь зверье иль – нечистый!»

Средь зимы, старых веток и листьев