Цитадель последней колыбельной

Сырость. Вот что первое ударило в ноздри, когда Рекс просунул голову в разбитый оконный проем универсама «Дары Природы». Ироничное название для очередной братской могилы, где природа давно отвоевала свое право на гниение. Воздух, густой, как застарелый кисель, был пропитан запахом плесени, размокшего картона и чего-то неуловимо сладковатого, от чего желудок совершал кульбит профессионального акробата. Небо за окном уже третий день подряд имело оттенок застиранной больничной простыни, с редкими, желтоватыми проплешинами, сквозь которые сочился тусклый, безрадостный свет. Дождь перестал, но каждая поверхность блестела так, словно мир только что хорошенько высморкался.

Рекс спрыгнул внутрь, его ботинки чавкнули по разбухшему линолеуму, усыпанному битым стеклом и крысиным пометом размером с виноградины. Последний хороший человек сдох бы от столбняка, просто постояв здесь минуту. Рекс не был хорошим человеком. Он был специалистом по выживанию в мире, где «хороший» рифмовалось с «кормом».

Он двинулся вдоль опрокинутых стеллажей, содержимое которых – разбухшие пачки макарон, ржавые банки с этикетками, обещавшими «вкус как у бабушки», – теперь больше походило на абстрактную инсталляцию на тему тщетности бытия. Каждый шорох заставлял его руку инстинктивно ложиться на рукоять «Усмирителя» – тяжелого, как грехи политика, револьвера, висевшего на бедре. Тишина здесь была обманчива, как улыбка проститутки. Она всегда вынашивала выводок неприятностей.

И вот они, явились-не запылились. Трое.

Вывалились из-за угла, где раньше, судя по выцветшей табличке, продавали «Свежее мясо». Теперь свежим мясом тут был Рекс. Первый – бывший клерк, судя по остаткам галстука, прилипшего к обрывку рубашки, как язык к замерзшему столбу. Челюсть отвисла, обнажая частокол зубов, больше напоминающих гнилые колышки в заборе. Второй – дамочка в когда-то розовом спортивном костюме, теперь цвета грязи и отчаяния. Она двигалась рывками, словно марионетка, у которой перепутались все нитки. Третий… третий был ребенком. Лет восьми. Маленькие ручонки тянулись вперед, пальчики скрючены, а из горла вырывался звук, похожий на скрежет ржавой мясорубки.

«Детский сад, штаны на лямках, – пробормотал Рекс себе под нос, поднимая «Усмиритель». – Сегодня урок анатомии. Бесплатный».

Выстрел оглушительно рявкнул в замкнутом пространстве, подбросив тучи пыли с полок. Голова клерка разлетелась, как перезрелый арбуз, оставив на стене абстрактный узор в багровых тонах. Дамочка в розовом дернулась, но Рекс уже вел ствол. Второй выстрел отправил ее в вечный фитнес-тур по ту сторону бытия.

Ребенок замер. На секунду. В его мутных глазах что-то мелькнуло – не мысль, скорее, эхо давно угасшего инстинкта. Потом он снова издал свой скрежещущий вопль и бросился вперед. Рекс вздохнул. Это всегда было гаже всего.

Он не стал стрелять. Присел, и когда мелкий вцепился ему в предплечье, Рекс просто развернул его и резким, отточенным движением свернул ему шею. Хруст был сухим, почти деликатным. Как будто сломали сухую ветку.

«Извини, приятель, – сказал Рекс пустоте. – В этом мире колыбельные поют только мертвым».

Он обыскал тела. Не из какой-то некрофильской прихоти, а по привычке. У клерка – пусто. У дамочки – наполовину съеденный энергетический батончик с жизнеутверждающим названием «Взлет» и ржавый перочинный ножик. У ребенка… Рекс на мгновение замер. В кармашке его курточки лежал сложенный вчетверо листок.