Каждый охотник

© ООО Издательство «Питер», 2024

© Серия «Питер. Fantasy», 2024

© Герштейн Ю., текст, 2024

© Мишакина Е., иллюстрация на обложке, 2024

«Каждый охотник желает знать, где сидит фазан» – мнемоническая фраза для запоминания основных цветов видимого спектра светового излучения

С тех пор как шесть месяцев назад родители пропали без вести по дороге из Твери в Москву, Майка плохо спала. В ее снах под масками мамы и папы скрывались чудовища, которые раздирали сердце на части и являли ей гораздо более жестокие концовки для всей этой истории, чем та, которая была на самом деле.

Вот они покидают ее, чтобы усыновить Катьку, с которой она не общалась лет сто, и Катька, встречаясь с ней, рассказывает, какая замечательная теперь у нее мама. Или вот они счастливо женаты, живут в каком-нибудь Лондоне или Лиссабоне, приезжают в Москву погостить, и Майка случайно натыкается на них у самого Кремля. И поначалу ее охватывает эйфория, потому что она думает, что родители вернулись за ней, но мама очень вежливо улыбается и говорит что-то – неважно что, важно, что она не говорит, – и тут Майка видит, что у нее под платьем животик: у мамы новый ребенок, новая счастливая жизнь, где нет места ей, такой грустной, такой старой Майке. И мама уходит.

Или вот идет экзамен. У мамы с папой в руках распечатанная табличка с критериями оценки хорошей дочери, и она, Майка, с треском проваливает экзамен по всем статьям. И мама уходит. Или вот они вдвоем, папа с мамой, такие родные, такие знакомые, на фотографии в окружении троих детей, и она напрасно ищет среди этих троих детей себя, и это так дико, что там нет ее лица. Но думать об этом времени все равно не остается. Потому что мама забирает у нее из рук фотографию и… уходит.

И так каждую ночь, на новые лады, при разных обстоятельствах, пока Майка не испытает положенную ей порцию боли. Папа с мамой уходят, и мама… что у нее за выражение лица! Смесь неприязни и желания поскорее избавиться от нее, как от старой вещи, с которой связаны неприятные воспоминания. А объяснить это, конечно, можно только тем, что она таких папу с мамой не заслуживает, потому что она очень-очень плохой человек. Ведь что должен сделать ребенок, чтобы от него отказались родители?

Но сколько бы она буквально по молекулам ни разбирала каждое свое воспоминание о папе и маме с психологом, как бы детально ни расписывала свои сны после пробуждения, сколько бы ни читала Юнга, Франкла, Ялома и даже православных святых, сколько бы ни смотрела самые разные видео, объясняющие механизм горевания и проживания потери, – в обмен на всю эту душевную работу она не получала ни прощения, ни объяснения. Только очередную ночь и очередное утро – и новый мучительный сценарий, который подкидывало ей собственное подсознание.

Вместо того чтобы спасать от боли хотя бы на шесть или семь часов в сутки, сны ранили, и ранили очень сильно. И если наяву Майка хоть как-то научилась контролировать свои эмоции, то во сне мозг пускался в вальпургиеву свистопляску, заставляя верить, что, возможно, она уже никогда не станет прежней и что рана ее не затянется.

Все это ненадолго отступало на рассвете, когда ей удавалось погрузиться в мягкую спасающую дремоту, но, просыпаясь, Майка оказывалась еще более уязвимой. Именно благодаря этой дремоте ужас реальности на время как бы отодвигался, забывался и затем охватывал ее с новой силой, едва она открывала глаза. И эти первые минуты отстраивания новой реальности были, может быть, самыми страшными за весь день, требовали от нее наибольшего количества сил.