– Давным-давно, – тихо произнес он своим ласковым, юным голосом. – Или нет, лучше жили-были? Как тебе больше нравится?
Лезвие ножика-когтя блеснуло в руке – бледной, слабой, почти женской на вид. В такой близи были видны поцелуйчики солнца – блеклые веснушки. Лицо у него было тоже веснушчатым, смешливым, милым.
– Ну что ты пугаешься, лезвие-то совсем маленькое, ну! – ласково, уговаривающе пролепетал он и лизнул по щеке, стирая дорожку слез. Лицо девчонки перекосилось омерзением и ужасом, она задергала головой, пытаясь увернуться. Он крепко ухватил ее подборок второй рукой, в черной перчатке, подержал, слушая мычание сквозь зубы. Один из которых уже лежал у него на белом офицерском платочке, рядом с ним, на столе.
– Ну! – на миг мальчишеское лицо передернуло жестокостью, солнечно-карие глаза, круглые, наивные подернуло темнотой, но тут же все разгладилось и мучитель обратился плюшевым симпатягой. Только вот рука в перчатке со скрипом сжималась на челюсти девчонки, а вторая, прохладная и с золотыми веснушками, вела лезвием вокруг ее глаза.
– Прекрати баловаться, глаз же выколешь! – с укоризной покачал он рогатой головой, и сдул упавшую со лба прядь каштаново-рыжих волос. И рожки и волосы у него были такие же солнечные, искрящиеся! И до тошнотворного обманчивые. В глазах девчонки, затопленных тоскливым ужасом, плескались щенячья наивная надежда, что все обойдется, отвращение, разочарование. Повелась на мягкие, бархатные рожки, что так уютно и трогательно глядели в разные стороны с его макушки, оленячьи, неопасные! На задорный нос, на золотые веснушки по щекам, на улыбашки эти его, такие невинные… Да и сам не очень высокий, так, среднего роста, и среднего же сложения, ни мышц тебе угрожающих, ни широких плеч. Взгляд такой почти детский, кто же знал… не хмурый же дровосек с топором! Не дядька с обритой головой и кривой рожей!
– Скоро ты будешь готова отдать глаз, и будешь еще рада, что так легко обошлось, – проворковал Тэй, и облизал нож. – Поверь мне, я знаю! – задорно подмигнул ей, пушистые реснички соприкоснулись верхние с нижними. – И конечно, уже мечтаешь, как будешь нервно смеяться, фух, пронесло, и никогда, никогда больше с пацанами гулять не пойдешь!
Тэй. Так он сказал, и кажется, даже не соврал. Живо откликался на это имя, наверное на поддельное так не получится! «Мы, скарабеи, принадлежим Солнцу, я целитель, у себя, в Инферно, знаешь? У нас ведь знаешь как, мы не можем не лечить, не делиться теплом, наш долг таков! Ты можешь мне верить!» Она и поверила. Там, у колодца в лесу. Что может случиться, просто набрала воды. Просто мальчишка, бродячий жрец Солнца попросил напиться. Просто улыбался так ясно, так чисто, казалось – душа светится, и глаза были добрые и хорошие! Ну сколько ему, лет восемнадцать? А ей-то двадцать один. Подумаешь, страшилки какие про незнакомцев!
– С ангелом бы ты не пошла, да? Ну и умница, ну и не надо! Плохая у них репутация! – заботливо заглянул ей в лицо этот урод. Тэй. И деловито провел стальным «кошачьим когтем» по ее щеке под правым глазом. Она снова замычала, но рот открыть он ей не дал. Прожигая болью ее лицо, до самой кости, медленно и скрупулезно нанося новые линии. Она даже смогла догадаться, что он рисует солнышко – символ… ангелов! Ах ты ж, паскуда проклятая, как же она не сложила дважды два! Солнце – это не только добрые целители скарабеи. Это еще и ангелы! Опасные мрази, враги всего живого, от которых надо бежать, как от огня! А они и есть огонь, армия Солнца, а Солнце – это Господь бог. Руки его, солдаты его, выколачивающие налоги для Эдема и творящие все, что пустое сердце велит. Говорят, Небеса ничего не растят и не создают, а все, что им надо для жизни – отбирают у всех, кто под богом ходит. Если попадешь в руки ангела – он и душу из тебя выжрет, и сердце вынет, и волосы срежет. Разберет по косточке, все сложит в мешок из твоей же кожи и унесет в Рай. Не тот рай, где порхают и поют, а настоящий. Все сказки это, про добро и справедливость. Нету их!