Белые ангелы. Моя история

Я упала в больничном коридоре. Закружилась голова. Но на помощь позвать успела. Встать не смогла. Помню, как уже на кровати меня раздевают сильные уверенные руки. Попросила сохранить вещи. И всё. Свет выключился. Темнота.

Чёткие видения: что-то сдирают со спины и снова наклеивают. Но не больно. И так несколько раз. И снова темнота.

Потом я проснулась. Вокруг ходили «космонавты» в белых скафандрах, а я лежала на огромной кровати, и из меня торчали прозрачные трубки. А на лице была жёсткая маска, ужасно неудобная. Там, где маска впивалась в лицо – на лбу и на переносице – было больно. В этих местах уже образовались ранки и немного кровоточили. Снять я эту маску не могла: она была для меня единственной возможностью жить.

Тело не слушалось, в голове роился миллион мыслей, было неловко, непонятно. И вдруг пришёл страх. Необъяснимый, жуткий, я едва его сдерживала. Сколько дней прошло? Что со мной было? Где я???

– Скажите, пожалуйста, какое сегодня число?

– Четвертое ноября.

Ноябрь. Когда я вырубилась, был конец октября. 23-е вроде бы… Ужас…

Но моё нынешнее состояние было не менее ужасным. Больше всего меня пугало то, что впервые в жизни я не принадлежала себе: не могла за собой ухаживать, планировать день, свободно передвигаться. Я полностью зависела от окружающих меня людей – чужих людей, незнакомых, которые ничем мне не обязаны. Ещё сильнее угнетало бездействие. Нельзя было разговаривать – не давала маска. Да и не с кем: «космонавты» постоянно заняты, большинство соседей по палате – без сознания, а кто в сознании – в такой же маске, как я. Читать было нечего, писать – не на чем. Телефон остался в палате общего отделения. Мозг уже работал на холостых оборотах. И чтобы хоть как-то отвлечься от состояния неопределённости, я стала наблюдать.

Через проход от моей кровати стояли три аппарата ИВЛ. К ним были подключены пожилые женщины – бабушки. Одна лежала с августа. Это же почти три месяца! Страх накрыл новой волной: «Мне туда нельзя! Что делать, чтобы туда не попасть? Это вообще от меня зависит?» Пришло чёткое осознание, что ИВЛ – путь в один конец. И это оказалось правдой. Одна за другой эти бабушки умерли. Но страшнее смерти для меня было состояние «существования». «Лучше уж смерть, – думала я. – Лучше смерть». Это сейчас я понимаю, что смерть никогда не лучше, но тогда… Надо было срочно что-то делать!

– Скажите, пожалуйста, как вас зовут?

– Настя.

– Очень приятно. Можно у вас попросить бумагу и ручку?

Мне достались листок из тетради в клетку и старый фломастер. Теперь надо было решить, что написать. Что потом можно будет перечитывать. В сознании начали всплывать библейские афоризмы. Я обрадовалась: память в порядке. Но когда я начала записывать, радость поутихла. Не все буквы получались с первого раза. Я же филолог! Ну ничего, надо тренироваться, и руки станут более послушными. Память действительно не подвела, и лист быстро заполнялся кривоватыми строчками. Но это уже была хоть какая-то деятельность. Это была жизнь!