Морские берега - Дмитрий Фурманов

Морские берега

Страниц

35

Год

А.Н. Фурманов, выдающийся советский писатель и публицист, оставил нам наследие, которое до сих пор вызывает восхищение и уважение. Одно из самых важных и ярких произведений, созданных им, это серия очерков, написанных после его путешествия на Кавказское побережье в 1925 году. Летние месяцы проведенные там, вдохновили Фурманова на создание уникальных и запоминающихся произведений.

Фурманов всегда был преданным дневниковым писателем, и его записи, сделанные во время путешествия, были ключевым источником идеи для создания этих очерков. Будучи высокопрофессиональным и талантливым писателем, он скрупулезно отбирал факты и детали, чтобы передать самое существенное в своих произведениях.

Одной из главных тем, которую Фурманов выдвигает на передний план в своих очерках, является приметы новых времен, превозносящие людей труда. Он с невероятной точностью и наблюдательностью описывает их силу и энергию, их преданность и преодоление трудностей. Таким образом, его произведения стали свидетельством эпохи, находясь в центре кульминационных изменений, происходящих в обществе.

Очерки Фурманова были объектом его особой заботы и внимания. Внимательно и детально он их прорабатывал, исправлял и доводил до совершенства. Сам писатель заявил: «Мои очерки - это проверка своих возможностей. Я убедился, что могу, что продвинулся вперед, что вырос». Такие слова вдохновили даже самого Максима Горького, который в свою очередь высоко оценил книгу «Морские берега», присланную ему Фурмановой из Сорренто.

Творчество А.Н. Фурманова останется незабываемым для нас и для будущих поколений. Его очерки - великолепный пример глубокого понимания человека, его таланта и уникальной способности описать события, происходящие вокруг нас. Благодаря своей старательности и преданности своему искусству, Фурманов создал произведения, которые продолжают восхищать читателей и вызывать интерес к его личности и наследию.

Читать бесплатно онлайн Морские берега - Дмитрий Фурманов

Лунин

У каждого есть своя светлая точка в году, и каждый ту точку любит, любит и ждет, когда ей черед, когда она в черную непогодь выглянет близко-близко, словно маяк на молу. У каждого разные точки. Уж как же любо после крепкого годового труда отдохнуть врастяжку. Это тоже точка. Мы долго ждали своего череду, своей точки. И ждали не напрасно: кучей катим на Черное море, в горную глухую Мацесту. В вагоне веселья и вранья – аж лампы тухнут. Перезнакомились все промеж себя с первого перегона. Настроенье высочайшее. Надеждам – конца не видать. Что-то и люди кругом будто стали получше, словно и солнышко греет теплее, словно и грудь дышит легче, ядреней, свежей. И так охота поговорить, кому-то что-то пересказать, так охота послушать новых людей, с которыми никогда, никогда не знался, которые должны сказать тебе что-то такое, чего не слыхал никогда.

Ну, и ясное дело, – главный разговор сбивался на Мацесту.

– Окаймленная глухими горами, – рассказывал некто в чесучовой рубашке, – брошенная глубоко на дно ущелья – Мацеста представляет собою род пещеры в горных тайниках…

Мы слушали с придушенным дыханьем.

– Тысячелетние дебри лесов, – продолжала чесуча с торжественным пафосом, – изобилуют редчайшими породами деревьев, таких деревьев, которых уже нет ныне и в Южной Америке; на горных лугах, в тучах поднебесных, пасутся стада диких коз, скачут легкие рогатые бараны, в темной тихой чаше прорычит на заре леопард, железными клыками черный колючий кабан проложит сквозь заросль свою дорогу…

Публика тесно сбилась в нашем купе – слушали чесучового не только курортники, слушали и просто пассажиры, едущие всяк на свою потребу; слушали комсомолки, торопившиеся шумно в подшефную волость, слушали проводники с казенными козырьками…

– Из недр этих нетронутых гор, – говорила чесуча, – возле самой Мацесты на высоте двух тысяч метров пробиваются в скалах и вырываются злыми водопадами серные источники; они по скалам кидаются вниз и образуют здесь соленое серное озеро – в этом озере купаются больные, там будете купаться и вы…

Рассказчик смолк и обвел всех насыщенным, торжествующим взором; впечатленье достигнуто было потрясающее – молчанием надо было его усилить до восторга.

– Товарищ, позвольте – какое такое озеро, там же ванны?

– Ну да, ванны, а я что говорю, – не смутился ничуть чесучовый рассказчик. Он слегка поправил ворот рубашки, подергал этак небрежно подбородком и сказал: – Так вот, я не закончил: из этого озера… из этого дикого озера целебная вода идет по ваннам…

В эту минуту кто-то вдруг пронзительно взвизгнул. Глядь, пыльная старушонка замахала беспомощно руками и кинулась к соседнему окну. Мы за нею повскакали враз и увидели, как в пролете окошка, словно хищная птица, мелькнуло что-то огромное и темное…

– Полушалок-то… Полушалок мой, господи!

Поезд разогнал веселый ход, густо рычали сердитые рельсы, зудели горласто скрипучие колеса, наш засуматошенный вагон быстро убегал от бабкиного полушалка. И забесилась глупая тревога, зашумела беспокойная, скандальная суета, выползли из нор тяжелые охи-вздохи, заскакали чертенятами проклятья ловкому ворью, что на ходу выхватывает крючьями полушалки словно шалую рыбку где-нибудь на тихой заводи Оки.

Так и ша: полушалка словно не бывало! Ну, и известное дело, – забыли вмиг чесучового мацестинского враля, только скользнул безразлично чей-то колючий сухой вопрос: