Кровавый век. Дух воина

Брудвар стоял в тени колонны и наблюдал за тем, как его мать, сидя на троне, слушает очередного просителя. Сам разговор интересовал его мало. От подобных заискивающих речей он быстро уставал и приходил в тихое бешенство. Характер Брудвара был таков, что воин попросту не признавал существование трудностей, которые нельзя было бы одолеть самостоятельно. Гораздо больше его занимал трон, находившийся справа от матери, совершенно непохожий на своего изящного соседа с высокой спинкой. Мрачный, грубый, словно вытесанный из скалы, изрезанный рунами, с подлокотниками в виде оскаленных пастей волков, он был предназначен вождю Севера. Сейчас он пустовал, и Брудвар пристально изучал древний символ власти. В очередной раз сын вождя думал о том, удастся ли ему когда-нибудь занять место своего отца…

Полет его мыслей прервал глухой шум за пределами тронного зала. Кто-то спорил с охраной у входа.

– Дорогу! Пропустите! Пропустите! У меня важное послание для валькюны! Отворяйте же, поглоти вас Бездна! Известие не может ждать! – кричал неизвестный.

Тяжелые двери с грохотом распахнулись. Вопреки всем обычаям, в комнату ворвался мужчина. Всем своим видом он напоминал взмыленную от бешеной скачки лошадь. Его ноги тряслись, из-под меховой накидки валил пар. Незнакомец тяжело дышал, по лицу струился пот. У Брудвара возникло ощущение, что этого человека он уже встречал раньше. Стражники же окружили мужчину и сопроводили к трону. Попытавшись унять дрожь, тот скорбно опустил глаза и разложил у ног валькюны перепачканный сверток. Приглядевшись, Брудвар узнал в нем знамя своего отца. На полотне лежал труп орла с перерезанным горлом.

Из груди Брудвара вырвался резкий вздох, а по залу прокатилось эхо скорбных и яростных стонов. На лицах людей застыли недоумение, печаль и ужас, ведь каждый, кто увидел мертвую птицу, уже догадался, какую весть принес гонец: так племя аркалов издревле сообщало о смерти своих врагов. И это означало, что полет сильнейшего на всем Севере человека был окончен.

Люди молчали, не желая верить собственным глазам. Едва слышно полыхали факелы, робко потрескивал камин, словно боясь нарушить гнетущую тишину в зале, что была куда страшнее зимней бури, лютующей снаружи. В этот момент Брудвар осознавал, что его отец, скорее всего, отправился к предкам.

Посланник обратил надежды в пепел, угрюмо, но твердо озвучив траурное послание:

– Моя валькюна, Благословленный Предками убит.

– А сын… Мой сын? – почти не дрогнув, спросила вдова. За один миг мать Брудвара будто постарела на десять лет. Лицо осунулось, а золото волос пронзили белоснежные ленты.

– Сигизмир тоже погиб. Никто не выжил…

Дальнейшая речь гонца утонула в жарком гуле разгневанных голосов и криков. Лишь один человек в зале молчал и выглядел так невозмутимо, будто не его отца и родного брата только что объявили мертвыми. Брудвар не имел привычки обнажать свои чувства на людях, а потому даже в эти минуты никто не мог понять, что таится за его холодным взглядом. Между тем внутри него все бурлило. Но не от горя или праведного гнева. Вовсе нет. «Что я за человек, если радуюсь смерти родного брата?» – мучился Брудвар, глядя на окровавленное знамя.